Тем временем Джейн зорко оглядела Таню с
головы до ног, оценила ее внешность, потертые джинсы, свитер и, видимо, не
нашла в ней ничего опасного. В ее глазах мелькнуло удивление и даже
разочарование дурным вкусом Гурочки. Видно, она ожидала, что соперница будет
опаснее.
– Ты и есть Гротти? Много о тебе
слышала! – сказала Джейн Петушкофф и, лучезарно улыбнувшись Тане,
протянула ей руку: – Джейн… но можно и по-русски, Жанна!
За развитием событий наблюдали тетя Настурция,
Гурий, магнетизеры и дюжина журналистов. Таня, помедлив, протянула Джейн руку,
но в этот момент хитрая Петушкофф быстро убрала ладонь за спину и отвернулась.
Фотографы защелкали камерами, засняв Таню, выжидательно стоящую с протянутой
рукой, и презрительно отвернувшуюся Джейн. Таня поняла, что ее подставили.
«Воображаю, какие в газетах будут заголовки!
„Петушкофф ставит на место жалкую Гротти!“ – подумала Таня и, сделав вид, что
споткнулась, с силой наступила Джейн пяткой на пальцы.
Фотографы снова защелкали, запечатлев Джейн с
распахнутым в вопле ртом и вылезшими на лоб глазами.
– Ой, прости, Джейн! Я такая
неловкая! – извинилась Таня, с удовольствием подумав, что на очередных
фотографиях Петушкофф будет выглядеть не блестяще.
Один из магнетизеров ринулся к Тане, явно
собираясь выслужиться перед хозяйками, но Глеб Бейбарсов, сидевший на зубце,
лениво прокрутил бамбуковую трость. Забыв о Тане, магнетизер схватился за свой
яйцевидный живот, который, раздуваясь, становился все больше. Тетя Настурция,
поморщившись, слегка махнула зонтиком, и другие магнетизеры поспешно утянули
незадачливого коллегу в сторону. Глеб опустил трость и с безмятежным видом стал
созерцать закат. Малютка Клоппик захихикал на балкончике и помахал Бейбарсову
рукой. Он только что проклял у Пруна и Гореанны сглаздаматы, заставив всю магию
в них скиснуть, и был очень доволен.
В отличие от Джейн, которая ограничилась
острым скальпельным взглядом, тетя Настурция извлекла лорнет и разглядывала
Таню долго и пристально. Затем она коротко процедила что-то сквозь зубы. Таня
догадалась, что ее назвали идиоткой и неряхой. Гурий взглянул на тетю с
укоризной. Магнетизеры подобострастно захихикали. Джейн передернула плечами.
– Э-э… Тетя Настурция приветствует тебя
от своего лица и от лица… э-э… самой доброй тети! К сожалению, ее имени она
произнести не может, так как Жуткие Ворота немедленно расплавятся, –
спохватившись, перевела Джейн. Русские слова она намеренно тянула или
проглатывала, будто давно забыла этот язык.
Тетя Настурция подтолкнула Гурия пальцем в
спину по направлению к Тане. Должно быть, благосклонно разрешала ему
поздороваться и что-нибудь сказать. Сама же застыла, как мраморный истукан, со
скрещенными на груди руками.
Гурий улыбнулся Тане. Это была прежняя улыбка
прежнего Гурия, полная любви и нежности. Почувствовав это, Джейн Петушкофф
беспокойно зашевелилась.
– О, Таня, my dear! – сказал Пуппер
и, развел руки, точно пытался передать чувства, которые не мог выразить
словами. – А у меня вот новая метла… Крестный подарил, неудобно было
отказаться.
Ягун с Ванькой переглянулись. Ягун закашлялся.
Таня сердито оглянулась на них.
«Дуралеи! Как они не понимают, что, когда
общаешься с Пуппером, слова не главное!» – подумала она с раздражением.
* * *
Из толпы, точно цапля из камышей, выглянул
Бессмертник Кощеев.
Не изменив своему обычаю, Кощеев был в
доспехах от Пако Гробано. Его пальцы унизывали драгоценные перстни. Около
Бессмертника крутилось с десяток бойких юношей-порученцев в хороших костюмах и
белоснежных рубашках, расторопных, вежливых, с отличными манерами. Они не
потели на жаре и не мерзли в холод, а после бессонной ночи готовы были
просидеть пять часов на важном совещании. У этих юношей был только один минус –
колючие глаза. В этих глазах явственно читалось, что они продадут родную маму
за пару зеленых мозолей, а если вместе с родным папой, то еще и сделают оптовую
скидку.
– Где Сарданапал? Куда запропастился
старина-академик? Почему он не стоит на балкончике и не машет своему доброму
другу? – с подозрением озираясь, спросил Кощеев.
Однако вместо Сарданапала навстречу
Бессмертнику с его порученцами выплыла мадемуазель Склепова в окружении
магфиозных купидончиков в зеркальных очках. Купидончики злодейски шмыгали
носами и наступали на колчаны, свисавшие гораздо ниже спортивных красных трусов
в горошек, которые купидоны носили назло японской якудзе и итальянской мафии.
– Рада вас приветствовать!.. Ваша
черепушка сегодня просто прелесть!.. К сожалению, Сарданапал в отъезде, –
проворковала Склепова.
Бессмертник Кощеев всем своим видом выразил
недоверие.
– В самом деле? Уехал в день решающего
матча? Хорош, нечего сказать! А Медузия, надеюсь, здесь?
– Она тоже в отъезде, даже Соловей. Этот
матч нам придется играть без тренера, – проговорила Склепова.
– Все преподаватели в отъезде? Где же
они? – не поверил Бессмертник.
– Что-то связанное с кладом Али-Бабы…
Кажется, они нашли основную пещеру. Та, которая открывалась сезамом, оказывается,
использовалась для хранения мелочи! – небрежно уронила Гробыня.
Бессмертник беспокойно завозился. Врожденная
жадность вступила в нем в схватку с врожденной подозрительностью. Пока
побеждала подозрительность, но жадность язвила из засады, исподтишка.
– Где пещера? – спросил он.
Склепова подняла брови.
– Вам еще и адресок? А вы бы мне сказали,
если б знали? Летите все время на запад, изредка поворачивая на юг, и авось
долетите когда-нибудь!
Гробыня коварно улыбнулась и горделиво
отчалила во главе магфиозной свиты.
Бессмертник еще раз окинул взглядом стены,
подняв голову, посмотрел на балкончик Большой Башни и, не обнаружив там никого,
кроме малютки Клоппика, задумался. Затем подозвал к себе одного из порученцев,
рыжего и очень бойкого юношу, и шепнул ему:
– Тут что-то нечисто! Обшаришь все
комнаты преподавателей. И… э-э… особенно проверь, на месте ли их полетные
инструменты.
Порученец понимающе ухмыльнулся и зашагал
сквозь толпу, пробивая себе дорогу к внутренним галереям Большой Башни.
– Прошу прощения! Очень извиняюсь!..
Разрешите побеспокоить! – глумливо повторял он, бесцеремонно расталкивая
младшекурсников.
Расшвыривая мелочь, он не замечал, что его,
точно льдину, несет на Гуню Гломова, который застенчиво стоял в толпе и грыз
палец. В момент столкновения Гуня засопел и поддал навстречу плечиком.
