– Да, над водой… Низкий черный остров,
который перехлестывают волны… Он там, провал тьмы. Колодец Посейдона – это мрак
и Тартар. Это дорога в никуда! Я был там дважды… Я заглядывал в пустоту, точно
в зрачки смерти! Они все мертвы, все учителя! – грозно пророкотал
Безглазый Ужас.
На его губах проступила кровавая пена. Призрак
разросся и занял почти половину кабинета. Пипа Дурнева и Ритка Шито-Крыто,
случайно оказавшиеся внутри у призрака, поспешили отодвинуться.
– Смерть, мрак, страдания! Как-то
малодушно для призрака, для которого все эти словеса пустой звук! –
насмешливо повторил Шурасик. – А вот Милюля считает, что Поклеп жив. Даже
сняла сегодня с утра траур. Говорит, что ее пруд и без слез мокрый. Еще
говорит, чтобы этот ханурик ей на глаза не показывался, если он специально все
устроил, чтобы смыться!
– Стоп! С какой это радости? Мы все
слышали, как она выла! Наверное, тронулась умом! Воображаю: какой ужас!
Русалка, и так кукукнутая, тронулась окончательно! – заявила Шито-Крыто.
– Милюля выла, потому что забыла
посмотреть на краюху. А теперь посмотрела и развеселилась! Ох уж эти русалки!
То рыдают, то хохочут, то жадно едят ночами! Прям Кэрилин Курло
какая-то! – сказал Шурасик.
– Не произноси это прекрасное имя! Я тебя
убью! – хрипло произнес Горьянов.
– А я его оживлю и еще раз убью, если он
немедленно не объяснит, при чем тут краюха! – вызвалась Рита.
– Не объясню! Она со мной умрет, моя
святая тайна, мой вересковый мед! – хихикнул Шурасик. – Ладно,
кончайте меня душить! Как-то Поклеп возил Милюлю на Лысую Гору. На Лысой Горе
одна бабка-ведунья дала Милюле нож и краюху хлеба. И сказала так: «Запомни,
русалка, если хлеб зачерствеет и нож заржавеет, значит, беда случилась. Нет,
мол, твоего суженого в живых. А если только нож заржавеет, а краюха мягкой
останется – значит, он хоть и жив, да в беде…» В общем, вчера Милюля об этом
вспомнила и кинулась смотреть. Нож ржавый, а краюхе хоть бы хны. ЖИВ ПОКЛЕП!
– А кто полезет в колодец? –
нетерпеливо спросил Кузя Тузиков. Его периодически осеняли тупые идеи.
– Гроттерша! – встряла Лиза
Зализина, сидевшая до сих пор с поджатыми губами.
– Почему Гроттерша? – удивился
Тузиков.
Зализина подняла брови.
– Как почему, Кузичка? Как почему,
радость моя? Есть такая нелегкая работа – спасать мир. Спасает мир в основном
Гроттерша, солнце наше ясное, а остальные мнутся на подтанцовках. Гроттерше и
подвиги лучшие достаются, и лучшие парни. За что ей счастье такое, дуре
носатой? Вот и сейчас мы должны скинуть роднулю нашу в колодец Посейдона и
посмотреть, что из всего этого получится.
– Ура! Гроттершу в колодец! Кто за? Я
поднимаю ногу! – захохотала Склепова и, откинувшись на диване, задрала к
потолку ногу.
Ревнивый Гломов зарычал и поспешно бросился
одергивать на ней юбку. Гробыня хохотала и назло Гломову пыталась поднять и
вторую ногу.
– Ты, жалкий собственник, не прячь мои
ноги от народа! Дай мне проголосовать! Вот он мой голос: а-а-а-а-а-а-а! –
радостно вопила она.
– Не обращайте на нее внимания! Поезд
тронулся от вокзала! – сказала Пипа, понимающе цокая языком.
– А я предлагаю ухнуть в колодец сперва
Зализину, – предложил Ягун.
– Зачем? – не поняла Склепова.
– Отвлекающий маневр! Чтоб переполошить в
Тартаре всю нежить! Воображаю, падает Лизка в Тартар, и начинается: «А,
миленькие мои! Гадики! К Ванечке лапки протягивали! А ну идите-ка сюда,
убогие!»
– В колодец никому лезть не нужно! А вот
слетать туда… да, придется! – оборвал его Шурасик.
– Почему? – спросил Кузя.
Шурасик похлопал его по плечу.
– А потому, дорогой коллега, что колодец
– это не пылесос. Сдается мне, что он никого не втягивал. Ни здесь, ни в
Скаредо. Магия колодца связана с розовым туманом. А что такое розовый туман?
– А я откуда знаю?
– Очень любознательный ответ. Тем не
менее, dictum sapienti sat est!
[3]
– укоризненно направив на
Тузикова палец, сказал Шурасик.
Услышав милую его сердцу латынь, перстень
Феофила Гроттера оживился и, нагревшись, охотно поддакнул:
– Quod non est paululum dicere!
[4]
– Ohe, jam satis est!
[5] Право же,
вы меня смущаете! – купаясь в меду ложной скромности, ответил ему
Шурасик. – Так вот про туманы… Сегодня ночью в отделе диссертаций я
обнаружил исключительно ценный труд!
Шурасик ловко извлек пухлый фолиант, у
которого время безжалостно обгрызло края обложки. Из книги наружу, не
переставая, вытекало что-то липкое и противное. В кабинете Сарданапала запахло
болотом.
– «Книга магических туманов». На латыни,
разумеется. Лейпциг, начало XIV века. Коллективный труд ста семидесяти двух
магов. В течение десяти лет они ставили опыты по изучению магических свойств
всех существующих в мире дымов и туманов. Всего около ста тысяч описаний. Тут
все – начиная от пара, который вырывается из носа у лопухоида морозным зимним
утром, и заканчивая ядовитым дымком погасшего вулкана Арцхапетри, который так
мал, что его принимают за заброшенный муравейник. Томик крайне своенравный… Его
испарениями лучше дышать через тряпку, в противном случае дожить даже до
тридцатой страницы будет проблематично. В остальном же неглупая черномагическая
книжица! – с умилением сказал Шурасик. – Так вот, в числе прочих тут
описан и розовый туман!
– Что, просто розовый туман? –
спросила Склепова, брезгливо наблюдая за липкой тинной лужей, расползавшейся
вокруг книги.
