– Глобально нет. Это неизлечимо. А на
время прочистить ему мозги, может, и получится, – проговорил Шурасик и
забегал вокруг зеркала, что-то бормоча.
Мутное стекло, прежде не отражавшее ничего,
кроме физиономии Шурасика и мозаичных стен Зала Двух Стихий, затянулось
туманом.
– Хе-хе! Получилось! – радостно
сказал отличник.
Туман мало-помалу рассеялся. На зеркале
проступили мелкие, неотчетливые, быстро перемещающиеся силуэты разных цветов,
мелькавшие снаружи купола Грааль Гардарики .
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил
Семь-Пень-Дыр.
– Примерно, – кивнул Шурасик. –
Это нам зеркало схему сражения рисует. Тибидохс атакован. Красные силуэты –
маготворцы вуду и магнетизеры из группы немедленного реагирования. Синие
силуэты – атакующие их вампиры. Маготворцы вуду, конечно, бойцы классом повыше,
но опять же осиновых кольев вовремя не запасли. Кроме того, убитые вампиры не
пополняют ничьих рядов, а всякий загрызенный маготворец становится вампиром.
– А вот те штуки?
– Синие? Транспортные гробы вампиров. Они
многоместные, поэтому малость подлиннее, чем гробы вампиров-камикадзе. Крышка
используется как таран, заговоренные гвозди отлично подходят для метания.
Горючее – консервированная донорская кровь. Мерси боку господину Дурневу!
– Чего-чего? При чем тут мой
папуля? – возмутилась Пипа.
– А кто им кровь поставляет?
Гробыня зевнула.
– Хватит вам собачиться! Хорошо еще, что
Гроттерша, когда удирала, заблокировала Гардарику . Еще одна строчка заслуг на
постамент ее памятника.
– Не моего памятника, – уточнила
Таня.
– А чьего же?
– Гардарику блокировал Глеб. Причем
ухитрился сделать это с помощью некромагии. Я думала, такое невозможно. Но он
сказал, что подобрать антиблок от некромагии сложнее, – сказала Таня.
Бейбарсов пожал плечами, словно говоря, что не
сделал ничего особенного.
– Умница, Душибукашкин! Продолжай
колотить сусликов и дальше! Родина тобой гордится! – одобрила Склепова.
Глеб хмыкнул. Не похоже было, чтобы натиск
Склеповой его смутил.
– Трупенция Могилова, солнце мое ясное!
Однообразие твоих шуток меня угнетает! – заметил он.
– Ясный перец. Ты ж по жизни
угнетенный, – с досадой сказала Гробыня.
Таня взглянула на Гробыню с подозрением.
Последний, кого Склепова доставала с таким упорством, был Пуппер, да и то во
времена hleb-and-sol, когда он Гробыне еще нравился. Это наводило на мысли.
Тане почему-то не хотелось, чтобы Бейбарсов
достался Склеповой. Опять срабатывало чувство собственности. И сам не гам и
другому не дам. Ей стало неловко перед Ванькой и Пуппером, у каждого из которых
были свои надежды. И еще Ург в Параллельном Мире, с которым она точно никогда
больше не встретится. Она ощутила себя жадной, мерзкой и одновременно
несчастной.
«Интересно, хорошие люди могут испытывать
плохие желания?» – мучительно, и далеко не впервые, задумалась она.
Битва вампиров и маготворцев не прекращалась.
И к тем, и к другим продолжали подтягиваться подкрепления. Пока одни сражались,
другие атаковали Грааль Гардарику сильной магией, пытаясь пробить в ней брешь.
Особенно в этом преуспевали штатные боевые
маги из Магщества, которые раз за разом били в уязвимые места Гардарики тараном
– артефактом гуннов. Тем временем другие ослабляли энергию барьера
многочисленными запуками, которые обрушивали на купол с разных сторон.
– Возможно, нам удастся продержаться до
утра, стравив вампиров и маготворцев. Это очень кстати, что им приглянулась
одна кость. Но завтра все равно подойдет чертов магоносец «Крошка Цахес» и нам
придется туго, – сказал Баб-Ягун.
– Есть одна идейка! Мы всегда можем
открыть Жуткие Ворота и рвануть весь мир… – с предвкушением заявил Гуня Гломов.
– Типун тебе на язык, Гуннио! Хотя
вообще-то мысль недурна! Уверена, Пинайосликову она понравилась!.. Ах да, да, я
забыла! Это несмешно! Пардон, господин некромаг! Оченно извиняюсь! –
заметила Склепова.
Она повернулась к зеркалу, на котором
появилась багровая физиономия Малюты Скуратоффа. Малюта проносился куда-то в
реактивном гробу вместе со своим трупохранителем Бумом. Обращаясь к Малюте,
который явно не мог ее слышать, Склепова продекламировала:
– Борец за мир, один вампир Заходит
как-то раз в трактир. В трактире видит шумный пир И просит он налить кефир. «А
если не нальешь кефир – Вмиг укушу я весь трактир, Вмиг разорву я весь трактир
– Так обожаю я кефир!»
– Сама написала? – спросил Ягун.
– Ага. Примерно годик назад сподвиглась.
Только не говори, что совсем плохо. Я обрыдаюсь, – мирно сказала Гробыня.
– Quod scripsi, scripsi!
[11] – важно подвел итог перстень
Феофила Гроттера.
– Почему вампир – борец за мир? Возьми
Гроттершу! Вот уж вампирюка – всем вампирюкам вампирюка! И за мир не борется!
Это явно избыточная характеристика. В поэзии таких не должно быть! –
сказала Лиза Зализина. Она держалась поблизости и так ела Ваньку глазами, что
было удивительно, как от того не остался один скелет.
– Слышь, Лизка, иди погуляй! –
произнесла Гробыня.
– Это тоже избыточная реплика! Вы все тут
избыточные! Мне вас жаль! – заявила Зализина и удалилась, кормя кукушку
консервированными гусеницами. Повинуясь оживляющему заклинанию, гусеницы
корчились в судорогах, симулируя энтузиазм.
* * *
Время шло. А что ему еще оставалось делать?
Пипа Дурнева вместе с Бульоновым обошла комнаты преподавателей, нося с собой
Черные Шторы. Шторы вампирили напропалую, напитываясь энергией, как промокашка.
Им требовалось не больше десяти минут, чтобы проникнуть в чужую мечту и
отфильтровать суть. Уникальной зловредности был артефакт.
Пипа смотрела во все глаза. Всего за час она
узнала больше сокровенных тайн Тибидохса, чем за весь минувший год. Генка
Бульонов вздыхал и толком не понимал, что мелькает на темной плотной ткани.
Внутренние движения чужих душ были для него слишком тонкой материей. Для него и
родная душа была потемки.
Наконец с Черными Шторами, наброшенными на
плечи, Пипа вновь появилась в Зале Двух Стихий.
– Смотрите, они ее не душат! –
пораженно воскликнула Маша Феклищева.
Семь-Пень-Дыр ехидно посмотрел на нее.
