– Удачи! Выбей у Малюты артефакт – и мы
пробьемся! Остальных можно не опасаться! – донес ветер его голос.
Увидев, что Малюта вновь что-то пишет по
воздуху своей костью, Таня наискось бросила контрабас в гущу окружавших Малюту
вампирских гробов. Те немедленно ринулись ей навстречу. От первого вампира она
ушла, элементарно набрав высоту и пропустив его под собой. Не потребовалось
даже особого маневра – лишь глазомер и хорошее чувство дистанции. Другого,
стремительного и быстрого камикадзе на дубовом гробу, удалось обыграть,
использовав ложный поворот. Камикадзе поверил в ее маневр и повелся на уловку.
Подождав, пока его гроб начнет разворачиваться и подрезать контрабас по
укороченной траектории, Таня нырнула вниз и пошла зигзагом.
Прогнивший гроб не справился со сложным
маневром и развалился на лету. Его гремучие осколки попали в пролетавший ниже
склеп, мгновенно охватив его магическим пламенем, которое не делает различий
между деревом и камнем. Маготворцы попрыгали в океан, в спешке пытаясь
использовать прыгающие подтяжки, платки-парашюты и даже пикирующие носки,
которыми обильно снабжало своих агентов Магщество Продрыглых Магций.
Когда Малюта, продолжавший штопать воздух
магической костью, запоздало вскинул голову, Таня была уже рядом. Гриф
контрабаса с веревкой семнадцати висельников был нацелен точно в физиономию
привставшего в реактивном гробу Скуратоффа.
– Аааа! – завопил Малюта. Нервы у
него сдали. Его первый раз в жизни таранили контрабасом.
Тибидохская психопатка, казалось, была
настроена очень конкретно. С громким воплем перепуганный Скуратофф бросился на
дно гроба, выронив обломок кости Каина в океан. Поглотив артефакт, вода
забурлила.
В последний миг Таня резко вскинула смычок и
пронеслась над гробом, толкнув его упругим ветром. Она не ожидала, что ее
психологическая атака окажется такой результативной. После драконбола иметь
дело с заурядными вампирами – это просто проза жизни.
Скуратофф привстал в гробу и обнаружил, что
он, во-первых, жив, а во-вторых, спина Таньки исчезает вдали.
– Шеф, спасите! – услышал он.
Малюта некоторое время созерцал барахтающегося
в воде Бума, который уже охрип звать на помощь, а затем снизился и все-таки
бросил ему веревку. На остальных вампиров, чье положение было не менее
плачевно, он не обратил ни малейшего внимания, равно как и на терпящих бедствие
магов с рухнувших в океан склепов.
– В сущности, что такого произошло
особенного? Ненормальная девица Гроттер прорвалась сквозь наши кордоны и
отчалила в неизвестном направлении. Куда, зачем? Сплошной знак вопроса.
Казалось бы, ерунда, пускай валит… – рассуждал Малюта, обращаясь к Буму. –
НО! Мое исключительное чутье подсказывает, что сегодня рыбалка будет неудачной.
Светлую и милую мечту сделать Буян вампирским раем придется отложить… Другими
словами, отзывай войска! Возвращаемся в Трансильванию! Пускай миляги из
Магщества расхлебывают все сами!
Бум так и сделал. Забравшись в гроб, он
вскинул рог, дав сигнал, далеко разнесшийся над водой. Вампиры, успешно
теснившие магов, развернулись и отбыли с дикими криками и улюлюканьем.
Некоторые из покусанных маготворцев, в чью кровь успела попасть вампирья слюна,
поспешили за ними.
* * *
Таня долго летела, заметая следы. Лишь перед
рассветом последний из скоростных склепов Магщества отстал от нее, сбитый со
следа. И тогда же, на всякий случай попетляв, она отыскала остров и снизилась.
Спрыгнув с контрабаса, она остановилась у
колодца. Волны подкатывались к ее ногам. Их пенистые брызги срывались вниз, в
жерло, оставленное трезубцем Посейдона. Где-то в бездонной глубине, где законы
магии и законы бытия были уже чем-то единым, кипел и клокотал Тартар. Его
вечное пламя не смогли бы залить все океанские воды этого мира.
Пальцы Тани дрожали, когда она снимала с
контрабаса Черные Шторы. Очередная волна поднялась ей почти до колена и
намочила равнодушные кисти Штор, которые лениво шевельнулись.
Таня подняла над головой руки и, не
задумываясь, швырнула Шторы в колодец. Возможно, стоило произнести какие-то
слова, сопроводив ими жертву, или вообще сделать это более торжественно, однако
ей хотелось поскорее покончить со всем.
Брошенные в колодец, Черные Шторы сами собой
расправились и повисли, раскинув кисти и трепеща на незримом ветру. Затем,
против логики, Шторы стали подниматься, потянувшись к Тане. Таня внезапно
поняла, что никто не в силах выбрать судьбу артефакта. Он сам выбирает ее. Люди
же лишь посредники в их вечном пути.
Черные Шторы как будто сомневались. Одна сила
призывала их вниз, в огненные бездны, другая же вела назад к контрабасу и
оттуда в Тибидохс, на привычный карниз в комнате с видом на рощу и
драконбольное поле. Но сила огненной бездны взяла верх. Шторы сложили кисти с
той самозабвенной решимостью, с которой умирающий лебедь складывает крылья, и
ринулись вниз. Таня услышала из колодца уханье и хохот. Перстень Феофила Гроттера
перестал пульсировать у нее на пальце. Тяжесть, прижимавшая Таню к земле,
отпустила ее.
Колодец Посейдона принял жертву.
Таня села на корточки и, положив контрабас на
колени, стала смотреть на океан, в котором купалось утреннее солнце. Нужно было
выждать, пока Поклеп, Сарданапал, Медузия и Зуби разберутся что к чему – уж
Ягун-то им пояснит! – и отгонят от острова склепы Магщества. Магоносец
«Крошка Цахес» вынужден будет убраться сам, прикинувшись, что сбился с курса.
Когда же все это закончится, она сможет вернуться на Буян, в Тибидохс.
Таня думала о Магфорде, в который ей вскоре
предстоит лететь, о магспирантуре, о Ваньке… О том, что главное в этой жизни не
предать себя, ибо тот, кто предает себя, вместе с собой предает и все
остальное.
Summum crede nefas animam praeferre pudori
Et propter vitam vivendi perdere causas
[15], –
возвещая нечто такое, что только еще предстоит, бормотал перстень Феофила
Гроттера.
