— Не совсем, — ответил Савелий, — но я вас понимаю. Очень обидно, когда ты говоришь какие-то разумные вещи, а к тебе не прислушиваются. Знаешь, что прав, а до людей донести не можешь…
— Вот и вы уже согласились с тем, что я прав!
— Честно говоря — не совсем. — Савелий виновато улыбнулся. — Я имел в виду нечто другое. Хотел сказать, что приходилось бывать в подобных ситуациях и потому я прекрасно понимаю ваши чувства. Скажите, Александр, а версию с маньяком вы полностью сбрасываете со счетов?
— Полностью, — подтвердил Хотин. — Очень уж от этой версии Голливудом отдает. Это там любят маньяков, вампиров, восставших мертвецов. А в реальной жизни принято мыслить более реальными категориями…
Грузчик Анисимов оказался единственным богатырем из девяти подозреваемых. Ну, если не богатырем — то близко к тому. Рост около метра девяносто, широкие плечи, здоровенные кулаки. И при этом скошенный безвольный подбородок, бегающие глаза и склонность к откровенному вранью.
— Ох, что творится, — совсем по-старушечьи начал он, едва успев войти. — Страх-то какой! Друг от друга шарахаемся, друг друга подозреваем. Пашка Харченко вчера начал рассказывать, какие расстегаи его жена печет, так я теперь и Пашку опасаться начал. Уж больно смачно он об этой кулинарии рассказывал. А вы, доктор, в самом деле успокаивающие таблетки можете выписать? Мне тогда попрошу двойную дозу, я ж вот какой здоровый. — Хлопок обеими ладонями по пузу. — И желательно такое, чтобы с водкой сочетать можно было, а то я с тех пор, как пошла вся эта катавасия, без стакана не засыпаю. И сны снятся страшные, будто бегу я от этого маньяка длинным-длинным коридором, а вокруг нет никого. Бегу, оглянуться боюсь, но слышу — нагоняет. И в какой-то момент сзади рукой цап! А рука холоднющая! Я начинаю орать и просыпаюсь от своего крика. И не только я просыпаюсь, но и жена, и сыновья, даже теща, на что уж совсем глухая, и то вскакивает…
О страхах своих Анисимов рассказывал монотонно, словно заученный урок отвечал. В глаза Савелию не смотрел, то и дело теребил воротник клетчатой рубашки, надетой под засаленный рабочий комбинезон, и оглаживал ладонью шишковатый, наголо бритый череп.
— Я уж у нашего участкового интересовался, что бы мне для сна попринимать, но вы же лучше моего знаете, кто сейчас в поликлиниках работает. Одно название, что врачи. Он мне гулять перед сном посоветовал, вы представляете? — Хлопок ладонями по коленям. — Это мне, когда я так на складе набегаюсь, что домой еле иду. Какие тут прогулки? А сна все равно нет, несмотря на усталость. До тех пор пока стакан не накатишь и огурчиком не закусишь. Тогда немного отпускает…
Савелию все больше и больше казалось, что Анисимов врет. Распространенная ошибка — люди почему-то считают, что попасться на лжи можно лишь тогда, когда говоришь о чем-то конкретном, что можно перепроверить, уточнить и так далее. Если же, выражаясь словами Виталика, «несешь пургу» о своем внутреннем мире, то кто ж уличит тебя в том, что ты говоришь неправду? В душу-то не заглянешь.
В душу не заглянешь, но когда человек врет, он одновременно сигнализирует об этом. Смотрите — вру я, вру и не краснею! Надо только уметь читать эти сигналы. Основные жесты лжеца, такие как прикосновение к носу, оттягивание воротничка с почесыванием шеи, почесывание ушей и прикрытие рта рукой, известны многим, но мало кто знает, что существует еще как минимум три десятка жестов того же плана.
— Так что без таблеток мне, наверное, не обойтись. Ох, скорей бы его поймали, маньяка этого. Вы не поверите, доктор…
— Я вообще-то не доктор, — поправил Савелий, чтобы не выходить из своей легенды.
— А кто же вы? — удивился Анисимов.
— Психолог.
— Значит, и таблеточки выписать не можете? — разочарованно уточнил Анисимов.
— Увы, не могу. — Для наглядности Савелий развел руками. — Но могу поговорить, дать совет.
— Что мне в ваших советах? — вздохнул Анисимов. — Эх, придется, наверное, уходить. Не хотелось, конечно, привык я здесь…
«На что бригадир суровый мужик, а этого боится», — вспомнил Савелий приписку Виталия. Характеристика не очень-то подходила к тому Анисимову, который сейчас сидел напротив. Но тут уж Савелий был склонен не верить своим глазам, а верить брату. Если Виталик написал, значит, так оно и есть. Врет Анисимов, прикидывается до смерти напуганным, а на самом деле это далеко не так. Хотя, может, он просто такой эмоционально бедный флегматик? Стоит проверить, а для этого надо постараться вывести Анисимова из себя. Главное, не переусердствовать, а то еще прибьет своим кулачищем…
— А что это вы, Николай Николаевич, так часто про таблетки вспоминаете? — Савелий прищурился, склонил голову набок и постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно провокационнее, вызывающе. — Уж не балуетесь ли вы таблетками? А может, и не только таблетками, но и чем другим?
За какое-то мгновение Анисимов изменился до неузнаваемости. Побагровел, нахмурился и вообще посуровел лицом, набычился, сжал кулаки.
— А почему такие вопросы?! — рявкнул он. — Я не понял! Что если снотворное пьешь — то обязательно наркоман?!
«Да, выводить его из себя рискованно», — подумал Савелий.
В кабинет заглянула встревоженная Мария Андреевна. Савелий улыбнулся ей, давая понять, что все в порядке. Мария Андреевна скрылась за дверью, которую не стала закрывать совсем — оставила щелочку, чтобы лучше слышать.
— Возможно, это мне только показалось, — согласился Савелий, смягчая конфликт. — Никто не застрахован от ошибок. Я вам верю, просто некоторые слова вызвали у меня желание уточнить, только и всего.
— Только и всего, — недовольно пробурчал Анисимов, успокаиваясь. — Кому всего, а кому и ничего!
Уточнять смысл этого туманного выражения Савелий не стал. Зачем подливать масла в огонь?
— А мне говорили, что вы должны помочь…
— Все зависит от того, какую помощь вы имеете в виду, — строго сказал Савелий. — Таблетки я вам не выпишу, а кое-какие советы дать могу. Если они вам, конечно, нужны, Николай Николаевич.
— А что советы? — махнул рукой Анисимов. — Мне жена тоже советует, не бери, говорит, в голову, к такому амбалу, как ты, никто лезть не рискнет. Так то в здравом уме не рискнет, а маньяк рискнет. Кто знает, что у него на уме. Мы уже дошли до ручки, в душевую ходим табуном, как гомосеки какие-нибудь! Душевые у нас самое глухое место, я удивляюсь, почему там до сих пор никого не прирезали. И уходим тоже табуном, кто первый оделся — ждет остальных. Мне дед рассказывал, что сразу после войны, когда бандитизм был повальный, они так в день получки с завода уходили — все вместе. Шли к первому, он оставлял дома деньги и спускался, потом шли ко второму и так далее… Расходились, когда все уже были без денег. Иначе — никак, а то зарежут за месячную зарплату. Но это после войны, а сейчас… Я даже в девяностые, когда то и дело кого-то мочили, в таком страхе не жил. Тогда-то хоть за дело мочили — конкуренция или за долги, а этот… отбивные ему не из чего делать, так он из людей начал. Директор — он высоко, так же как и сын Михалыча, не наш круг, а вот Нинку с Наилем жалко. Особенно Нинку, она такая добрая была, совсем не то, что другие. Нос не задирала, разговаривала по-человечески, что надо — сразу делала, без проволочек. Копию трудовой, например, для загранпаспорта. К начальнице будешь три дня ходить — то ей некогда, то печати нет, а Нинка прямо при мне книжку нашла, отксерила и печати нашлепала. Это ж по-человечески. Разве кто в своем уме таких хороших людей убивать будет? Псих какой-то, не иначе, причем из недавно принятых. Так, говорите, что таблеточки никак выписать не можете?
