Эти мальчишки! Им так много дано!..
Юра надел шлем и вслед за Лоренцем залез в свою тесную кабинку. Он уже много раз проделывал это упражнение на земле. Знал, что летчики, как казаки, следящие за тем, как всадник вскакивает в седло, тоже наблюдают за посадкой летчика и дают ей свои беззлобно-насмешливые определения: «Как баран в карету»… «Как ворона в гнездо»… «Как тетка на воз»…
Юра постарался сесть лихо, опершись обеими руками и точно, разом, как на сокольских упражнениях, закинув ноги. Моторист уже стоял перед пропеллером и держался за лопасть.
– Контакт!
– Есть контакт! – ответил Лоренц, и Юра вслед за учителем потянулся рукой к воображаемому включателю магнето и «врубил» зажигание.
Пропеллер дернулся в руке моториста и тут же как бы вырвался из нее, закрутился, сперва неровно, словно бы опробуя свои силы, а затем уже мощно и гладко, образуя один сверкающий на солнце круг. Левая рука Юры постепенно, по мере прогрева двигателя, как бы передвигала рукоятку сектора газа – от зубчика к зубчику.
Лоренц поднял руку в черной, с раструбом, перчатке. Моторист вытащил колодки из-под колес, а люди позади отпустили самолет. Он резво понесся по взлетной полосе. Толчки становились все менее ощутимыми, а земля все быстрее мчалась навстречу.
«Тридцать, сорок, пятьдесят…» – мысленно отсчитывал скорость Юра. Тряска почти прекратилась. Пора!..
Лоренц взлетел круто, потому что ветер был встречный. Юра ощутил это всем своим телом, «задницей», как сказал бы учитель. Поле с его камешками, травкой, песком превратилось в бархатисто-гладкую лужайку и стало отдаляться…
Вверх, еще вверх! Ручка газа поставлена на полные обороты!
Под ними теперь было море, и на нем выделялась каждая волна, и баркас с рыбаками, которые выгребали к берегу, даже не поднимая голов: для них полет самолета был уже привычной картиной.
Вираж… Лоренц отжал левой ногой «коромысло» педалей внизу кабины, и Юра ощутил, как самолет лег в плавный, слабый левый поворот. Пока скорость и высота еще не набраны, Лоренц действовал осторожно.
Первый в жизни Юры вираж, это чудесное ощущение слитности всего тела, рук и ног, с аэропланом, когда крылья как бы становятся продолжением ладоней! Море внизу вдруг приобрело наклон, и серый военный корабль вдали, на горизонте, как на детской картинке, странно застыл посреди косой линии воды.
Лоренц сделал еще один вираж, чтобы набрать больше высоты против ветра. И когда горы косо встали где-то сбоку, Юра увидел, как по узенькой, извилистой, совершенно игрушечной линии железной дороги, проложенной по низинам Мекензиевых высот, ползет игрушечный поезд, укутывая ущелье сзади себя облаками пара и черного дыма. Было видно, что поезду нелегко одолевать высоту.
Ползущий, почти беспомощный поезд. Юра усмехнулся.
Мотор «ньюпора» вдруг чихнул, отчего весь самолет, кажется, дрогнул, а затем замолк. Так! Вода в системе! Но мотор вновь взревел. И опять они набирают высоту, и подрагивающие, такие легкие, такие, кажется, хрупкие крылья самолета, опираясь на дующий с моря бриз, поднимают машину все выше и выше.
Они снова пролетают над летной площадкой Александро-Михайловки – какая же она небольшая! Кубики домиков, спичечные коробки ангаров. Лоренц оборачивается, пальцами показывает Юре, что высота уже более полутора километров. Теперь они не то что Мекензиевы горы, но и Чатырдаг перелетят.
Но море… море стало еще больше, охватывая собой все побережье и распространяясь в глубину, где видны маленькие точки фелюг и кораблей. И Севастополь теперь словно макет города, выстроенный из картона. Неужели еще вчера он бегал по этим крошечным, таким игрушечным улицам, пугаясь людей, которые отсюда даже и не видны вовсе? Вон там, на выступе врезающейся в море суши, крошечный столбик Херсонесского маяка. Чуть в сторонке – расчерченные квадраты раскопов Херсонеса, его вчерашнее прибежище и летнее прибежище его друзей-беспризорников. Где-то они сейчас? Где Ленька, который снова его спас?
Какой незначительной, какой мелкой была его жизнь до сегодняшнего дня! И страх перед сыщиками, схватившими его на маяке, и его боязнь Микки, все переживания – ничто в сравнении с высотой, морем и его колеблющимся дальним горизонтом, с этими клочками белесо-серых облачков, пробегающих мимо них с игривой беспечностью!
…Уже на земле, когда была выполнена посадка и Юра на ватных ногах вылез из кабины, нисколько не думая о кавалерийском соскоке, Константин Янович взглянул мальчику в глаза и, должно быть, прочел в них то, что хотел прочесть. Что бы ни случилось, этот мальчишка будет пилотом.
Механики подхватили самолет, покатили к ангару. Юра и Лоренц неторопливо пошли по летному полю к проходной. Трава на поле была невысокой, выгоревшей, кое-где сквозь тусклую зелень пробивались неброские цветы. Они тоже тянулись к осеннему небу.
И так выходило, что небо было не только для одних аэропланов, оно было для всех и всего на земле. Оно жило своей жизнью. А под ним, на земле, творились земные дела: люди воевали, убивали друг друга, лечились от ран и болезней, влюблялись, объяснялись, ссорились и мирились. Но все земные дела в эти минуты для Юры перестали существовать.
От проходной навстречу Лоренцу и Юре торопливо шел дежурный по аэродрому офицер.
– Господин капитан, там у проходной вас ожидают…
– Кто? – удивился Лоренц.
Офицер неопределенно пожал плечами.
– Говорят, вы пригласили.
Лоренц посмотрел вдаль и увидел у ворот, сразу за колючкой, сидящих на корточках нескольких мальчишек, чумазых, в латаных-перелатаных рубахах и портах. Лишь один из этой компании стоял. Юра узнал его. Это был Ленька Турман. Впрочем, его узнал и Константин Янович.
Подойдя к воротам, Лоренц оглядел эту колоритную кучку беспризорников, весело спросил:
– Ну что, пришли посмотреть полеты?
– Ага, – за всех ответил Ленька и, помедлив, добавил: – А может, у вас какая работа найдется? Еропланы помыть или еще чего там?
Лоренц немного помедлил и обернулся к дежурному офицеру.
– Значит, так! Отправьте их на кухню, чтоб покормили. И дайте им швабры, ведра – пусть приберутся в старой казарме. Об остальном потом подумаем.
И, уже пройдя через проходную, Лоренц еще раз обернулся к дежурному офицеру:
– Начальнику школы я доложу!
Юра какое-то время шел с Константином Яновичем, но потом остановился и попросил:
– А можно, я попозже домой приду?
– Да-да. Конечно. Ступай к своим приятелям.
Юра торопливо вернулся к беспризорникам, которые уже обступили дежурного офицера, подошел к Леньке Турману и дружески положил руку ему на плечо.
Глава тринадцатая
Ох, долгая дорога от Апостолова до бывшего укрепленного городка Кизикерменя (Девичьей крепости), который, после того как русские войска, преследуя Карла Двенадцатого, во второй раз отбили его у турок, был назван гордо и бесповоротно: Берислав. Славно, значит, взяли!
