Но впечатление от Гуниного благородства тотчас
померкло, стоило Тане посмотреть на Бульонова. Беднягу просто не видно было под
вещами Пипы. Он падал, вставал и тащился дальше. Генка выглядел таким
загнанным, что его хотелось пристрелить, чтобы он не мучился.
Пипа повисла на руке у Тани.
– Я боюсь высоты! Умоляю, держись ко мне
поближе! Если я посмотрю вниз – мне конец! – шепнула она.
– А ты не смотри вниз!
– Скажи что-нибудь поумнее. Меня заранее
мутит, стоит мне посмотреть на небо! – пожаловалась Пипа.
– А ты не лети.
– Скажешь тоже! А как же Пупперчик? Он же
там, бедненький, без меня ни ест толком, ни пьет. У него ж язва желудка может
быть… Эхех! Лучшим выходом было бы, если бы меня сейчас кто-нибудь оглушил
дубиной, а очнулась бы я в Магфорде на руках у Гурика, – вздохнула Пипа.
– И чтобы Бульонов стоял рядом и смотрел
на тебя добрыми, преданными, как у песика, глазами? – уточнила Таня.
– Ты прямо читаешь мои мысли! –
согласилась Пипа. – Ой, он опять уронил мои чемоданы! Да что же это такое!
Он что, думает, у меня в Магфорде будет время, чтобы стирать вещи?
Ягун, приделавший к трубе своего пылесоса
новую реактивную насадку, сиял как начищенный пятак и вертелся около Соловья.
– Если все будут тащиться, можно, я
полечу вперед? Я найду дорогу! – умолял он.
– Нет, лететь будем все вместе. Соблюдая
дистанцию и страхуя друг друга. Коллективный полет и гонки – это разные
вещи! – хмуро отвечал Соловей.
– Ну позязя! Ну, Соловей Одихмантьевич!
– Отстань, Ягун! Поговори с Поклепом!
– Ага. Чтобы меня повезли в Магфорд в
гробу, скованного медными обручами. Фигушки! Я человек, измордованный жизненным
опытом, и с Поклепом говорить не буду! – отказался Ягун.
Он с досадой отошел, но вскоре утешился,
сообразив, что сможет лететь рядом с Лотковой. Та как раз заканчивала
привязывать к своему пылесосу очередную ленту-талисман. Ягун смотрел на все эти
фенечки без удовольствия, но с универсальным мужским терпением, которое
выражается в том, что с женскими закидонами не спорят.
Сарданапал в новом красном плаще стоял рядом с
Медузией, которая сердито говорила ему, что в его возрасте в плащах не летают и
надо бережнее относиться к своему здоровью.
– Вы же даже теплой одежды с собой в
Магфорд почти не взяли! Только книги, книги, книги! – говорила она.
– Э, Меди, здоровье-то штука такая! Или
ты его, или оно тебя! – легкомысленно отвечал академик.
Между отлетающими с хитрым видом прохаживался
малютка Клоппик. Похоже было, что он что-то затевает. Во всяком случае,
циклопы, с которыми Клоппик вечно крутился, обыгрывая их в карты, таинственно
ухмылялись и подталкивали друг друга локтями.
Стоя с молотком в руках и зажатыми во рту
гвоздями, Поклеп Поклепыч старательно заколачивал бочку с русалкой Милюлей. На
бочке значилось: «Магфорд. Срочная доставка грузов». Рядом равнодушно
покуривали кальяны два джинна в тюрбанах из службы грузовых перевозок.
– Эй, вы! Перестаньте курить эту дрянь! У
вас глазки уже в кучку! Уроните ее! – тревожился Поклеп.
– У нас, джиннов, глазки вечно в кучку!
Это ничего не значит! – вступился за них библиотекарь Абдулла, зачем-то
протягивая Поклепу руку.
Поклеп недоуменно посмотрел на его лицо, затем
машинально перевел взгляд на руку джинна. Добрые глаза Абдуллы смотрели на него
с ладони.
– Ясно! – хмуро сказал Поклеп, одним
ударом вгоняя в крышку бочки очередной длинный гвоздь.
– Милый, осторожно, тут мое ухо! –
капризно напомнили из бочки.
– Прости, дорогая! Но на твоем месте я бы
его убрал! – сказал Поклеп, снова занося молоток.
Убедившись, что бочка надежно заколочена,
Поклеп грустно положил молоток на траву.
– Ну вы уж там поаккуратнее как-нибудь!
Оно, конечно, хоть и нежить, а человек все-таки… – заискивающе обратился он к
джиннам.
– Ты о ком это, милый? Кто нежить? –
спросили из бочки.
– Тебе послышалось, дорогая! – нежно
отвечал Поклеп, снова поворачиваясь к джиннам: – Мимо Магфорда-то не
промахнитесь! В багажном отделе мне ее там оставьте и, если надо, водичку
поменяйте.
Джинны спрятали кальяны и, без всякого
почтения подхватив бочку, взяли резкий старт.
– Не волнуйся, Клепа! Везде океан, а
русалки не тонут! – встрял малютка Клоппик, невесть откуда вырастая за
спиной Поклепа.
– Не смей называть меня Клепой,
малявка! – взорвался Поклеп, но, внезапно вспомнив, что перед ним его
бывший научный руководитель, умолк.
Завуч вздохнул и, собравшись с мыслями,
обрушился на учеников, требуя, чтобы они проверили, все ли пришли и нет ли
опоздавших.
– Ну а вами, забияки, я после займусь! Не
думайте, что вам все сойдет с рук! Испепелять в Тибидохсе имею право только я,
и то исключительно гневом!.. Попробуйте в Магфорде сцепиться! Учтите, Дубодам
работает круглосуточно, без праздников и выходных! – мрачно обратился он к
Ваньке и Бейбарсову.
Ванька невесело усмехнулся. Вспомнив, что
напоминать ему про Дубодам по меньшей мере нетактично, Поклеп сменил тему и
набросился на Пипу и ее чемоданы.
Убедившись, что все в сборе, академик махнул рукой
и первым взлетел, взяв курс на Магфорд. За ним цепью, выдерживая дистанцию,
стали поочередно взлетать и остальные. Таня уныло подумала, что полет будет
скучноватым – никакого тебе высшего пилотажа. Да и какой тут пилотаж, когда
кое-кто еле на пылесосе держится, а некоторые, самые безнадежные летуны, вроде
Пипы, страдающие от высотобоязни, летят на длинной гимнастической скамье, для
безопасности прикованные к ней старыми галерными кандалами.
– Гребцы с галер никуда не убегали, и вы
никуда не денетесь! Ежели кто со скамейки брякнется – на цепи повиснет! Для
вашего, то есть, блага! – пояснил завуч, сентиментально любуясь кандалами
на ноге у Пипы Дурневой.
В последний момент Таня успела заметить, что
малютка Клоппик, которому полагалось вообще-то остаться в Тибидохсе, ловко
забрался на один из транспортных ковров-самолетов, предназначенных для
перевозки общих грузов, и спрятался между коробками и чемоданами. Охранявшие
ковер циклопы дружно сделали вид, что ничего не заметили. Так вот в чем состоял
их замысел!..
– Выпускай! – крикнул Тарарах.
