Глава 10
Вот такой вот Мракфорд!
Потянулись дни подготовки к матчу невидимки –
сборная мира. Тренировки были трехразовыми: утром, днем и вечером. Утром
отрабатывались элементы высшего пилотажа, днем – слаженная работа парами и
заговоренный пас, вечером же проходил тренировочный матч. Однако в отличие от
Соловья, выпускавшего на поле молодых драконов, тренер невидимок использовал
Кенг-Кинга и Тефтелета, дракона бабаев, которого те одолжили ему с какой-то
подозрительной сговорчивостью.
«Я бы так не поступал… Не мое, конечно, это
дело, но не поступал бы!» – сурово говорил Соловей О. Разбойник.
К мнению русского тренера, однако, никто не
прислушивался. И, перестав давать советы чванливому англичанину, выслушивавшему
их с лицом, перекошенным и застывшим, как после зубной заморозки, Соловей
ограничился тем, что наблюдал за тренировками с трибун. При этом садился обычно
подальше, чтобы Таня и Ягун не отвлекались, постоянно оглядываясь на него по
старой привычке.
Во время учебных матчей команда играла против
дублирующего состава сборной невидимок, в котором были и Ягун с Бейбарсовым.
Когда же дублирующий состав тренировался по своей программе, основной состав
невидимок – тот, где были Пуппер, О-Фея-Ли-Я, Кэрилин Курло, капитан Глинт и
другие – сражался против команды легионеров. Командой легионеров считались:
Таня, пламядышащий джинн Фарух, обладающий мощью армейского огнемета, оборотень
Эмилио Тобуш и длиннорукий мрачный бабай Нутто-Гнутто. Даже смотреть на
Нутто-Гнутто и то было жутко. Он был приземистый, весь поросший густой шерстью,
седой на груди и боках, с колючей щетиной и такими массивными надбровными
дугами, что его головой, казалось, можно просаживать стены. Маленькие глазки
смотрели не то чтобы недоброжелательно, но как-то очень деловито. Примерно так
повар смотрит на говяжью вырезку. Зубы у Нутто-Гнутто тоже были самые бабайские
– широкие, желтоватые, но очень крепкие, они, наверно, могли перекусить любую
кость.
«Такими зубами кашку кушать грех!» – заметил
как-то Ягун. Впрочем, Нутто-Гнутто этого и не делал. Днем он вообще ничего не
ел, а ночью отправлялся в злачные кварталы и возвращался утром сытым. Глеб
Бейбарсов посматривал на Нутто-Гнутто понимающе и на всякий случай никогда не
расставался с тросточкой. Нутто-Гнутто гнусно ухмылялся и кланялся Бейбарсову.
Можно было подумать, что эти двое видят друг друга насквозь.
Зато в игре бабай был очень хорош. Порой Тане
казалось, что Нутто-Гнутто – самое полезное приобретение команды невидимок.
Куда бы она ни метнула мяч – всегда на пути у него вырастал хладнокровный бабай
на полинявшем коврике, и мяч попадал прямо в его необъятную лапищу.
Первых два или три дня Нутто-Гнутто относился
к Тане странно. Работая с ней в паре, он, казалось, все делал для того, чтобы
отправить ее в магпункт. Трижды менял заклинания во время отработки
заговоренного паса, а во время пилотажа подрезал так круто, что Таня уходила от
столкновения лишь чудом. Один раз она сама было уже поверила, что столкнулась,
и даже ощутила удар, но с изумлением обнаружила, что успела отвести руку со
смычком в сторону, и, послушавшись ее, контрабас сотворил невероятное.
Драконбольная команда существует по
собственным законам, далеким от сентиментальности. Разозлившись, Таня стала
платить бабаю той же монетой. Вначале она попыталась сшибить Нутто-Гнутто с
пикирующего коврика заговоренным пасом, применив так называемый метод честного
заклинания. Метод этот заключался в том, что заклинание произносилось громко и
четко. Противник начинал подозревать подвох, считая, что имеет дело с каким-то
изощренным коварством, торопливо искал ключ и… оказывался на песочке. Метод
честного заклинания обычно использовался и успешно действовал против самых
опытных противников. Однако Нутто-Гнутто не попался. Он использовал какой-то
хитрый отвод, заставивший мяч замедлиться и зависнуть в воздухе на несколько
лишних секунд. Затем он атаковал мяч фантомной рукой, заставив заклинание
сработать вхолостую, не причинив вреда, и лишь затем хладнокровно сгреб его.
«На заговоренных пасах здесь ловить нечего…
Что ж, проверим его на вшивость в пилотаже!» – подумала Таня и стала дожидаться
подходящего момента.
Во время маневров она спикировала на
Нутто-Гнутто сверху, заставив его поверить, что будет столкновение, и уйти
вниз. В ту же секунду Таня, ожидавшая этого, заложила стремительный вираж и
пронеслась так близко, что ударила Нутто-Гнутто порывом воздуха.
Бабай чудом удержался на коврике, и то лишь
потому, что успел вцепиться в кисть. Кое-как восстановив равновесие,
Нутто-Гнутто помчался на Таню, словно для лобового тарана, но в последний
момент круто затормозил и помахал ей рукой. Таня поняла, что испытание
закончено. Нутто-Гнутто признал ее равной себе. Теперь они были друзья и
союзники. Во всяком случае, пока бабай не проголодается.
– О, эти русские! В одиночку наброситься
на такого огромного, такого чудовищно волосатого бабая! – картавя, сказала
Кэрилин Курло.
– Если уж ты сама заговорила о русских…
Как там твой Демьян Горьянов? – вкрадчиво вмешалась О-Фея-Ли-Я.
– Он просто лапочка! Я его обожаю! А
какой талантище! Только он способен сглазить через зудильник! – расцветая
улыбкой, похвалилась Кэрилин.
Тяжелые однообразные тренировки страшно
изматывали, и вечером Таня нередко ощущала себя так, словно ее прокрутили через
мясорубку, затем наскоро слепили в человекоподобный пельмень, нахлобучили шапку
и сказали: «Иди гуляй! Теперь можешь пожить немного для себя!»
Часто ей хотелось, чтобы рядом оказался Ванька
– привычный, милый Ванька, который не отходил от нее все пять тибидохских лет.
Но Ванька как в воду канул. Последнюю неделю он вообще не появлялся на
горизонте, и только отдаленно до Тани долетали слухи, что Ваньку вконец достала
Зализина, просто прилипла к нему, от всех охраняет и даже будто бы на
торжественном обеде ухитрилась швырнуть чашкой в самую добрую тетю.
Зато Бейбарсов всегда оказывался поблизости.
Правда, совсем не на пользу себе. С Бейбарсовым Тане приходилось все время
напрягаться и быть настороже. Его вечно тянуло на авантюры, адреналин, ночные
перелеты и кости. Пару раз он порывался показать Тане замурованных в стены
покойников, которых случайно обнаружил. Однако сейчас Таня была слишком
вымотана, чтобы оценить по достоинству весь этот экстремальный джентльменский
набор.
Забытый локон Афродиты лежал в одном из
отделений футляра. Порой Таня доставала его и, глядя на него, думала: «Не до
тебя сейчас!» Локон тускнел, терял цвет. Золото начинало отливать банальной
рыжиной.
«Что ты тут лежишь? Ждешь, пока я произнесу
имя? То самое, единственное? А если не произнесу, никогда не смогу никого
полюбить?» – думала Таня, вспоминая слова Абдуллы.
