Внезапно Таня перестала протирать инструмент и
втянула носом воздух. Что-то встревожило ее. Она огляделась. Футляр, мирно
лежащий на покрывале, был окутан золотым облаком. Она откинула накалившуюся
крышку. Так вот что это был за запах – запах разогревшейся драконьей кожи.
Внутри футляра золотистое свечение было еще ярче, еще напористее. Карман
нетерпеливо пульсировал светом. То, что было внутри, требовало не медлить и
взять его. Именно это Таня и сделала. Она поняла, что у нее осталось совсем
мало времени, чтобы произнести имя. Три-четыре дня, а возможно, и меньше, или
она никогда не узнает настоящей любви.
И от того, чье имя она произнесет, будет
зависеть вся ее жизнь. Пуппер? Ванька? Ург, которого она никогда не увидит?
Бейбарсов?
Внезапно она испытала сильное желание увидеть
Ваньку Валялкина – обычного и надежного Ваньку, который один всегда и во всех
ситуациях оставался собой. Увидеть независимо от локона – просто потому, что
рядом с Ванькой ей всегда было надежнее всего.
Она попыталась связаться с ним по зудильнику,
но на поцарапанном блюде высвечивался лишь кусок потолка с люстрой. Таня уже
хотела разъединиться, когда на экране возникла физиономия Жоры Жикина. На
волосах у Жикина была сеточка. В правой руке какая-то мазюкалка, которой он
маскировал вскочивший над бровью угорь.
– Чего ты тут зудишь? Я оглох! –
капризно сказал Жора.
– Позови Ваньку!
Жикин, кривляясь, поднес руку ко лбу.
– Слушаюсь, ваше сиятельство! Мчуся уже!
Разрешите лететь?
– Его что, в номере нет? Зачем ты вообще
берешь его зудильник?
– Не переношу громких звуков. Особенно
когда звонят не мне, – сказал Жикин и отсоединился.
Таня накинула плащ, заколола еще не просохшие
волосы и выскользнула из комнаты. Прикованный в коридоре оборотень дружелюбно
зазвенел цепью и заявил, что его скоро освободят, потому что шерсть на носу
почти пропала.
– Когда я совсем выздоровлю, поиграем в
Красную Шапочку? – предложил он, пуская клейкие пузыристые слюни.
– Обязательно, – сказала Таня, чтобы
не расстраивать больного.
Дождь все моросил. Привязчивый, противный. Кажется,
он имел намерение зарядить на весь следующий день.
Вскоре Таня была в главном общежитском корпусе
Магфорда. Впервые. И нельзя сказать, чтобы он ее впечатлил. Все было очень
чисто, очень функционально, очень просторно и… как-то совсем никак. Для пятизвездочного
отеля это было бы в самый раз, а вот от школы волшебства смутно хотелось
чего-то большего.
Впрочем, ожидания тем и интересны, что пример
никогда не сходится с ответом.
В поисках комнаты, где жил Ванька, Таня
обратилась к сидящему за конторкой эльфу. Эльф ничего не ответил, продолжая
меланхолично жевать. Таня задала вопрос повторно. Эльф сердито посмотрел на нее
и на мгновение приоткрыл рот. Таня заметила в зубах у него носок. Поняв, что у
него стирка, Таня не стала ему мешать.
Надеясь встретить кого-нибудь знакомого, она
стала подниматься по лестнице. Пролета через два она услышала шум, пошла на
голоса и увидела небольшую толпу, человек в восемь-десять. Оглядываясь на
белеющие в полумраке лица, Таня потянулась было к двери, но кто-то энергично оттащил
ее за локоть.
– Спокуха, это я!.. Не ходи туда! Сюда
ходи! – услышала она голос Гробыни.
– Привет! Почему не ходи?
– Пипенция наша буянит! – сказала
Гробыня.
– А я не слышу.
– Сейчас все услышишь. Ложись! –
распорядилась Склепова.
В комнате завизжали. Что-то разбилось. В двери
образовалась дыра размером с кулак. Над
их головами пронесся тяжелый бронзовый карниз
для штор и, ударившись о стену, отрикошетил дальше по коридору.
– Ну Пипа! Смотри, сколько утешальщиков
собралось, а ни один не сунется, – сказала Таня.
– Уф! Кажется, затишье! Все-таки
интуитивная магия великая вещь! Накапливается, накапливается – а потом –
бац! – и спасайся кто может! Как, никто не смог? Ну, я
предупреждала! – заметила Гробыня.
– А из-за чего она бушует?
– Пуппер на нее внимания не обращает. Ну,
это она и раньше знала и смирилась. А сегодня Бульона вроде с кем-то в окно
видела. Шел с какой-то девицей по парку. Вот это был перебор. Последняя капля
цианида ухлопала низколетящего мамонта, – сказала Склепова.
Пипа вновь зарыдала. Народ в коридоре
предусмотрительно залег. На этот раз новых дыр в двери не появилось, зато стена
содрогнулась так, что вместе с ней, казалось, покачнулся весь Магфорд.
– О, уже кроватки полетели! То ли еще
будет! – удовлетворенно сказала Склепова и на четвереньках быстро забежала
в комнату.
Таня последовала за ней. В комнате царил
жуткий хаос. Похоже было, что в ней только что резвились циклопы.
Увидев их, Пипа хотела было еще раз
взвизгнуть, но смилостивилась и лишь уткнулась головой в подушку.
– Природа несправедлива к некрасивым
женщинам. Некрасивый мужчина может быть талантлив как Лермонтов или напорист
как Наполеон – и позволит себе все. Некрасивая же женщина не имеет никаких
шансов, – с надрывом заявила Пипа.
Учитывая свойство подушки скрадывать звуки,
фразу пришлось повторять дважды. Последние слова прожгли подушку насквозь.
Запахло паленым пером. Утешители в коридоре, поднявшиеся было, вновь на всякий
случай залегли.
– Жуть как трагично. А кто у нас
некрасивый-то? – спросила Склепова.
– Я. Некрасивая толстая дууу-ура! –
сказала Пипа.
Потолок дал длинную трещину.
– Насчет толстая – не толстая и дура – не
дура – это ты уже с доктором говори. Здесь я не специалист. А про некрасивая –
тут сильно не парься. У тебя главное есть – шарм! – лениво сказала
Склепова.
– Шарм? А чего тогда Бульонов потащился с
этой? – крикнула Пипа.
– С этой – это с кем? – спросила
Гробыня.
– Не знаю с кем. Но я видела собственными
глазами!
– Вот это и плохо. Они-то как раз и врут
чаще всего.
– Погоди, а эта девица, с которой был
Бульонов?.. Как она выглядела? – спросила Таня с недоверием.
Если Бульонов, по ее мнению, и воплощал
какое-то качество, то это качество было – патологическая верность.
– Симпатичная. Волосы светлые, длинные.
– А лицо?
