* * *
Два мощных паровоза неутомимо тянули тяжелый состав по узкой полоске равнины. Она была черна – ее давно иссушили северо-восточные ветры, которые в этой местности звали бора, и выжгло беспощадное солнце. На этой черноте как лужи белели пятна цементной пыли, задутой сюда с ближайших цементных заводов.
Равнина прямо с разгона упиралась в горы, которые высились в голубом и зыбком мареве. Там, куда под всеми парами мчался поезд, они напоминали давно покинутую людьми крепость с полуразрушенными дозорными башнями и острыми зубцами обветшалых, но еще крепких бойниц.
…Горы подступали все ближе. И вот уже, замедлив ход и натужно пыхтя, поезд стал втягиваться в узкий коридор среди скалистых гребней, поросших одинокими, скрюченными деревьями и кустарниками. Ветер усилился, холодный и кинжальный, он бил в лицо часовым, стоявшим на платформах, и те зябко кутались в воротники своих черных шинелей.
* * *
Кольцов находился все в том же неотступно-напряженном состоянии, следя за каждым движением людей в аппаратной, когда наконец телеграфист протянул ему ленту.
– Ваше благородие, литерный проследовал станцию Гайдук!
Кольцов, читая, протянул ленту между пальцами.
– Следующая Тоннельная?
– Так точно, ваше благородие. Она самая, Тоннельная, потом Верхне-Баканская, потом…
– У вас карты какие-нибудь есть?
– Так точно. Какая нужна?
– Северо-Кавказская и Донецкая дороги!
Телеграфист тотчас отошел к шкафу и, порывшись в нем, выложил перед Кольцовым две карты.
– Вот, пожалуйте! – поспешил доложить он. – Это – Северо-Кавказская. Вот она – Тоннельная!
Кольцов склонился к карте и, уставившись в нее долгим взглядом, сидел молча и неподвижно, перебирая в уме события последних часов.
Гайдук… Тоннельная… Верхне-Баканская… Через черные кружки на карте протянулась короткая и извилистая красная нитка.
– Тут, ваше благородие, такая дорога, не приведи Господи. Горы… Подъемы… Спуски…
– Взгляните, ничего не передали? – вернул телеграфиста к его делу Кольцов.
– Минутку! – Телеграфист шагнул к аппарату и вскоре вернулся с пучком ленты. – Все в порядке, ваше благородие! Проследовали Тоннельную!
После этого, поняв, что ему нечего делать у телеграфистов и на судьбу поезда отсюда он никак не может повлиять, что в приемной у него, наверное, скопилось много дел, Кольцов покинул аппаратную. Медленно расхаживая по приемной, он мысленно представлял, как это будет, если произойдет крушение… Дорого бы он, ох как дорого бы заплатил, чтобы увидеть все это наяву…
Настенные часы показывали без четверти двенадцать. Это давным-давно должно было случиться. Нет, это уже случилось, иной мысли Кольцов не допускал.
– Скоро должно поступить сообщение с Верхне-Баканской, – устало сказал он Микки. – Сходите в аппаратную.
Когда Микки вышел, Кольцов достал из кармана портсигар и нервно закурил. На лбу его блестели студеные бисеринки пота. И опять новое волнение: Микки слишком долго не возвращается из аппаратной, что бы это значило? Наконец Кольцов услышал его шаги.
– Ну что там?
После паузы, которая Кольцову показалась бесконечной, Микки ответил:
– Сообщений еще не поступало, Павел Андреевич.
В четверть первого Кольцов не выдержал и сам заспешил и аппаратную. Пошел для того, чтобы самому услышать, что о литерном – никаких сообщений.
В аппаратной все так же бесстрастно стучали буквопечатающие аппараты, ползли ленты с новостями… Увидев Кольцова, телеграфист привстал из-за стола, обеспокоенно пожал ллечами.
– Все еще никаких сообщений, господин капитан!
– Странно!
Час дня… два часа… Казалось, время утяжелилось… Несколько раз в аппаратную ходил Кольцов. Ходил Микки. Но все было по-прежнему неопределенно, неясно.
– Не могло что-либо случиться, Павел Андреевич? – с тревогой спросил Микки.
– Ну что вы, Микки! Там же кругом охрана! Не арбузы везут!..
– Но почему же в таком случае… – заикнулся Микки, обычно ни о чем серьезно не беспокоившийся.
– Вероятно, где-то на линии повреждена связь, – с серьезнейшим видом высказал предположение Кольцов.
– Вы так думаете?
– Уверен.
Но и в три часа дня сообщений о литерном все еще не было. Кольцов, которому полагалось встревожиться, доложил об этом Ковалевскому.
Командующий, хмурясь, затеял игру с пенсне.
– Что же могло случиться? – нервно вслух размышлял он. И, явно расстроенный неизвестностью, горестно взглянул на Кольцова. Кольцов стоял у стола командующего, всем своим видом говоря, что готов выполнить любое его приказание, но ответить на этот вопрос он не в силах.
Ковалевский пожевал губами и, уже по-настоящему тревожась, попросил:
– Прикажите начальнику связи немедленно связаться со всеми станциями перегона, по которым должен следовать литерный. Пусть, черт их дери, узнают наконец, в чем там дело?..
Кольцов хотел уйти, но дверь распахнулась и в кабинет вошел Щукин. Не взглянув на Кольцова, доложил:
– Ваше превосходительство, на перегоне Тоннельная – Верхне-Баканская была произведена попытка взорвать литерный. Один из покушавшихся убит…
Кольцова шатнуло. Если бы Ковалевский или же Щукин в это время посмотрели на него, они бы заметили, какое отчаяние на мгновение овладело им. «Была произведена попытка…» Значит, литерный не взорван… «Один из покушавшихся убит…» Кто? Красильников? Кособродов? Николай?
– Личность убитого пока не установлена, – глухо, как из-за стены, доносились до Кольцова размеренные слова Щукина.
– Что с поездом? – почти выкрикнул Ковалевский.
– Все в порядке, ваше превосходительство. Проследовал Екатеринодар. Движется на Ростов.
Кольцов тихо вышел из кабинета, сел за свой стол.
– Вы слышали, Павел Андреевич? – спросил Микки.
– Да-да… Я очень рад, Микки!
– Я тоже, Павел Андреевич!..
День тянулся бесконечно долго. Все, что делал потом Кольцов, он делал как во сне. Отвечал на какие-то телефонные звонки. Приносил и уносил какие-то телеграммы. С кем-то разговаривал. Кажется, улыбался. И думал, думал. Ах, почему он кому-то передоверил такое важное дело?! А что теперь? Теперь – все! Теперь уже никакая сила не остановит этот чертов эшелон, эшелон смерти…
– Капитан!.. Павел Андреевич! Командующий просит вас зайти! – тихо сказал Микки.
– Изволили звать, ваше превосходительство? – спросил Кольцов, устало переступая порог кабинета командующего.
– Павел Андреевич! – сказал Ковалевский бодрым голосом и протянул ему несколько срочных бумаг. – Отдайте зашифровать и отправить!.. Вот эту депешу генералу Кутепову, его корпус продвигается на Курск, Орел…
