Сперанский медленно перевел взгляд с дверей, за которыми скрылся Красильников, на Лациса. Лацис увидел, как на мгновение губы Сперанского, до этого опущенные в обиженном выражении, дрогнули, в глазах вспыхнула тревога. Было видно, как Сперанский озаботился и теперь тщетно силился угадать, что его ожидает. Они какое-то время пристально смотрели друг на друга: один – тупо, излучая ненависть, другой – спокойно, – два врага, разделенные столом, хорошо сознающие, что борьба еще не окончена. И оба готовились к этому последнему поединку. Под пристальным взглядом Лациса Сперанский попытался овладеть собой и даже снова вернуть улыбку. Но она получилась странной, потерянной, вымученной.
Два красноармейца ввели в кабинет Бинского. Он расслабленно встал посреди кабинета и устремил взгляд куда-то в сторону, в окно.
На лице Викентия Павловича отразилось вначале смятение, а затем растерянность и неподдельный испуг. Он приложил немало усилий, чтобы вновь взять себя в руки.
– Скажите, Сперанский, вы знаете этого человека? – спросил Лацис. Голос у него сейчас был ровный, без всяких оттенков.
Викентий Павлович долго, гипнотизирующе смотрел на Бинского, но взгляда его так и не поймал. Пауза явно затянулась, и, сознавая это, Сперанский досадливо поморщился и бросил:
– Не имею чести… Первый раз вижу.
– А вы? – Лацис повернулся к Бинскому. – Вы знакомы с этим человеком?
– Да. Это Викентий Павлович Сперанский, – сдавленным голосом неохотно выдавил из себя Бинский, он по-прежнему упорно старался смотреть в окно. – Я его хорошо знаю.
– Откуда? – спросил Лацис, исподволь наблюдая за реакцией Сперанского.
– Я уже дал показания. Викентий Павлович являлся одним из руководителей Киевского центра, некоторые задания я получал непосредственно от него, – четко, словно зачитывая по бумажке, отбубнил Бинский.
– Какие же это задания?
Сперанский не выдержал, нервно передернулся и зло посмотрел на Бинского: уж от кого, от кого, но от Бинского он не ожидал такого позорного малодушия.
– Шкуру спасаете, Бинский? Боюсь, что это вам не поможет! – сквозь зубы процедил Викентий Павлович и обернулся к Лацису: – Прикажите увести эту дрянь. Я все сам расскажу.
Обессилев оттого, что все рухнуло и что теперь нужно самому подороже продать сведения, Сперанский проводил Бинского тяжелым взглядом решившегося на все человека, но еще долго сидел, низко опустив голову, боясь заговорить и услышать звук своего голоса. Но вот он выпрямился на стуле и бросил:
– Пишите!..
Молоденький чекист, сидевший незаметно в углу, приготовился стенографировать.
– Да-да, пишите! – медленно повторил Сперанский. Он, видимо, никак не мог примириться с мыслью, что все проиграно, все кончилось. Но нужно было перешагнуть через это.
Лацис смотрел на него. Терпеливо ждал.
– Еще до вооруженного восстания, – тихо заговорил Сперанский, – мы предполагали активизировать нашу деятельность и провести в городе ряд крупных диверсий…
* * *
Это была трудная ночь.
Задолго до рассвета десятки автомобилей, срочно мобилизованных на ликвидацию контрреволюционного заговора, разъехались в разные концы города. Вместе с чекистами в операции участвовали поднятые по тревоге красноармейцы гарнизона.
Арестовывать бразильского консула графа Пирро по понятным причинам поехал сам Лацис. Предъявив обвинения, он вручил ему ордер на обыск. Консул занервничал, стал ссылаться на дипломатический иммунитет, настаивал на том, чтобы его сейчас же, ночью, представили членам правительства Украины.
– Это попрание всех международных норм! Это неслышимое… простите, неслыханное дикарство! – кричал он, успевая, однако, настороженно рассматривать чекистов. – Мое правительство доведет этот факт до сведения мировой общественности.
– Приступайте к обыску! – не обращая внимания на угрозы, спокойно сказал Лацис..
– Постойте! – воскликнул с отчаянием граф. – Хочу предупредить, что, даже если вы ничего не найдете, – а в этом я уверен! – я все равно сообщу об этом неслышимом… простите, неслыханном произволе своему правительству. И вашему тоже.
– Конечно. Больше того, если мы ничего не найдем, мое правительство извинится перед вами и перед вашим правительством, – невозмутимо сказал Лацис.
– Мы не примем извинений! – театральным голосом, с вызовом вскричал граф Пирро.
– Я иного мнения о вашем правительстве. Надеюсь, оно сумеет нас понять. Ведь вам, господин консул, предъявлено обвинение в попытке свергнуть в Киеве Советскую власть путем военного переворота.
– Это чудовищно!.. Это нелепое обвинение еще надо доказать! – Граф Пирро изобразил на своем лице степень крайнего удивления.
Но уже после начала обыска консул сник, опустил голову. Чекисты обнаружили в особняке несколько тайников с оружием, а также десятки ящиков динамита.
– Как видите, господин консул, моему правительству не придется извиняться перед вашим правительством! – сухо сказал Лацис.
Остаток этой ночи бразильский консул провел в ЧК, куда то и дело привозили все новых заговорщиков.
Заведующего оружием инженерных командных курсов Палешко чекисты подняли с постели и вместе с ним проехали по другим адресам, арестовав еще человек десять его коллег и сообщников.
Около ста заговорщиков было арестовано в Управлении Юго-Западной железной дороги. На заводе «Арсенал», в цехах, где стояли отремонтированные и готовые к отправке на фронт орудия, чекисты извлекли из вентиляционных колодцев несколько пудов взрывчатки. А на Владимирской горке, неподалеку от памятника Владимиру Крестителю, нашли тайник с несколькими десятками пулеметов и большим количеством патронов к ним. Еще одним тайным складом оружия служила полузатопленная баржа…
Среди арестованных оказался армейский ветеринарный врач. В небольшом здании ветеринарной аптеки чекисты обнаружили вакцину, при помощи которой врач уже неоднократно заражал кавалерийских лошадей сапом.
Не избегли своей участи главари заговора петлюровцев, которые к тому времени уже вступили в переговоры об объединении с Киевским центром. В эту ночь были арестованы петлюровские офицеры Стодоля и Корис и несколько сот их помощников.
С заговором было покончено.
Впрочем, масштабы заговора не удовлетворили Лациса, они показались ему ничтожными. И поэтому еще пару ночей он с помощью председателя Киевской ЧК, фанатичного, никогда не расстающегося со своим «кольтом» Сеньки Блувштейна и его заместителя Петьки Дехтяренко, бывшего анархиста, начиненного неимоверной злобой, охватил киевлян «широким неводом с мелкой ячеей». Лацис исходил из принципа, что потенциальную опасность представляют жители города, «классово чуждые великому пролетарскому делу».
В самый короткий срок чекисты во главе с Лацисом открыли и разоблачили еще около двадцати заговоров.
