Юре стало холодно до озноба. Он не знал, что ответить, и молчал.
Осипов подождал, потом, утверждая, в упор спросил.
– Вы его знаете! Вы с ним встречались! Скажите: где? когда? при каких обстоятельствах?
Юра собрался и насколько мог твердо ответил.
– Я уже говорил. Я думал, что это наш садовник, теперь знаю, что ошибся.
Осипов приказал фельдфебелю:
– А ну приведите-ка этого садовника!
Когда Семена Алексеевича втолкнули в канцелярию, Осипов закричал:
– Так вот! Мальчик уже во всем признался! Придется тебе, голубчик, все рассказать!
Юра с замиранием сердца ждал, что Семен Алексеевич взглянет на него. И тогда он незаметно подаст ему знак глазами. Но Семен Алексеевич, не поднимая головы, сердито двинул плечами и хрипло бросил Осипову:
– Не знаю, что сказал мальчик. Но не думаю, чтобы он с испугу стал врать. Скорей всего врете вы!
Юра благодарно подумал: «Догадался!» И вместе с тем сердце его захолодила мысль, что во всем этом виноват он, Юра. Если бы он не придумал все это про садовника, не вызвали бы сюда Семена Алексеевича и не стали бы допрашивать.
Глаза у Осипова сузились. Он подошел сбоку к Семену Алексеевичу и наотмашь со всей силы ударил его. Семен Алексеевич покачнулся, схватился за голову и тут же получил еще один страшный удар.
– Зачем же… при парнишке! – сплюнув сгусток крови, укоризненно сказал Семен Алексеевич и тыльной стороной ладони вытер подбородок.
Осипов, потирая ушибленный кулак, разъяренно повернулся к Юре:
– Ладно, Львов, ступайте! – и злобно пообещал: – У нас еще будет время поговорить. И не смотрите на меня так. Как они с нами, так и мы с ними.
Закрывая за собой дверь, Юра услышал, как Осипов снова что-то крикнул Семену Алексеевичу и затем ударил его…
Обессиленный пережитым, Юра вышел на улицу, залитую солнечным теплом. И ему показалось, что он вышел из какого-то мрачного подземелья.
«Неужели такое может быть? – с ужасом думал мальчик. – Значит, на свете нет добра, нет чести. Как же так? Ведь они все – Бинский, Дудицкий, Осипов – соратники отца?»
Юра понуро брел по улице. Только одному еще человеку кроме Семена Алексеевича верил он – это Кольцову, человеку, от которого исходили истинное сочувствие, понимание и доброта, угадываемые за скупыми словами и жестами.
…Когда Юра вошел в приемную командующего, Кольцов был там один.
– Гулял, Юрий? – приветливо спросил его Павел Андреевич.
Юре не хотелось сейчас разговаривать, и он попытался молча проскользнуть в свою комнату. Но Кольцов обратил внимание на его встревоженный вид и, легонько придержав, взял мальчика за плечи и озабоченно посмотрел ему в лицо.
– Что с тобой? Ты нездоров?
Юра отвел в сторону внезапно повлажневшие глаза и обидчиво сжал губы.
– Ну? – настойчиво повторил Кольцов, встревоженно вглядываясь в лицо Юры.
– Павел Андреевич, я был в лагере у поручика Дудицкого, – торопливо, зажмурив глаза, как перед броском в холодную воду, сказал Юра.
– Как ты туда попал? – отпуская Юру от себя, удивленно спросил Кольцов.
– Искал нашего садовника, – огорченно, словно жалуясь Павлу Андреевичу, выдавил из себя Юра. – Хотел его выручить…
«Ну вот и у него появились свои заботы». Волна нежности к этому выдержанному и доброму мальчишке захлестнула сердце Кольцова. И все же что-то неуловимое в поведении, в тоне, в самих ответах Юры насторожило капитана.
Юра опустил голову и тихо сказал:
– Павел Андреевич! Голубчик, миленький Павел Андреевич, мне так надо его выручить… Очень, очень надо, понимаете?.. Он был всегда добр ко мне… Он меня от смерти спас… Вы слышите?..
Руки Кольцова снова легли на дрожащие, как в ознобе, плечи Юры.
– Я хотел бы тебе помочь, мальчик. Но боюсь, это не в моих силах…
Голова Юры клонилась все ниже, чувство безнадежности наполнило его сердце, внезапно перед глазами встала картина избиения Семена Алексеевича Осиповым. Губы у Юры задрожали, и он жалобно произнес, словно прося помощи для себя и Семена Алексеевича у милого и доброго Кольцова:
– Капитан Осипов его бил… при мне бил, Павел Андреевич! За что? За что он бил его? – Что-то горячее прихлынуло к его горлу, и он вдруг закричал в истерике: – Неужели вы все такие? Только с виду хорошие, лощеные? Значит, все вы притворяетесь? Да, да, притворяетесь!
– Успокойся, Юра! – озабоченно сказал Кольцов. – Не все такие.
Под рукой Кольцова унялась Юрина дрожь, и он понемногу успокоился, но все же что-то очень мучило его.
– Скажите, а каким был папа, вы же его знали, Павел Андреевич?
– Ты можешь гордиться своим отцом, Юра, – теплея сердцем, ответил Кольцов. И он не врал, не подлаживался к мальчишескому горю, а высказал то, что действительно испытывал к честному и прямому, но так и не нашедшему своего пути к правде полковнику Львову. Однако слова Юры о человеке, которого истязал капитан Осипов, не шли из головы Павла Андреевича. И он, увидев, что мальчик успокоился, добавил: – А насчет твоего садовника, Юра… дела его, видно, плохи. Значит, взяла контрразведка.
Кольцов провел ладонью по голове мальчика, спросил то ли с умыслом, то ли ненароком:
– Фамилию-то его знаешь? Попробую поговорить с командующим.
– Нет, не знаю, – признался Юра и припомнил странные, горячечные слова Семена Алексеевича. – А бывает, что у человека нет фамилии?
– Как это? – не понял Кольцов.
– Ну, он так сказал, – уклончиво ответил Юра. – Нету у меня, говорит, фамилии и имени нету. Я, говорит, человек без имени.
Кольцов вскинулся:
– Как он сказал, повтори!
– «Я человек… без имени», – недоуменно повторил Юра.
Несколько мгновений Кольцов молча смотрел на Юру, и в голове у него одна за другой пронеслись сбивчивые мысли: «Человек без имени» – это же пароль… Все верно, ко мне шли на связь – и провалились. Но откуда человек, идущий на связь, мог знать, что Юру опекаю я?.. И откуда его знает Юра? Неужели и вправду бывший садовник?.. Какая-то путаница. Загадка. Все так странно перемешалось…»
Кольцов бережно взял Юру за руки:
– Если не хочешь, можешь не отвечать… Человек без имени действительно работал в вашем имении?
– Нет, – тихо ответил Юра.
Больше Кольцов у него ничего не спросил.
Глава девятнадцатая
Длинный «фиат» командующего – Кольцов ни от кого не хотел утаивать свой визит в сортировочный лагерь – плавно затормозил возле проходной. Кольцов быстро вышел из автомобиля и направился в канцелярию.
