– На этот раз вы обманули смерть. – И, торопливо подняв руку, остановил Кольцова. – Не благодарите меня, я здесь ни при чем. Более того, будь на то моя воля, вы были бы расстреляны еще там, в Харькове… Жизнь и свободу даровал вам главнокомандующий барон Врангель. Вы, видимо, не знаете: он пришел на смену Деникину. Причин, почему барон решил сохранить вам жизнь, я не знаю – не интересовался. Да и важны ли для вас причины?
Кольцов не ответил. Он был оглушен сообщением полковника и из-за переполнявшей его радости не сразу собрался с мыслями. Лишь несколько позже спросил:
– Куда мы едем?
– Уж не думаете ли вы, что я отвезу вас на Перекоп и передам в объятия Дзержинского?! – раздраженно спросил Щукин.
– Не думаю.
– Скажите, когда остановить машину. И идите куда глядят глаза. Попадетесь снова – будем считать, что судьба немилосердна к вам… – Подумав немного, Щукин добавил: – Будь на моем месте кто-то другой, расстрелял бы на обочине, и дело с концом. А доложил бы, что отпустил. Кто проверит!
– А почему бы вам так и не поступить? – спросил Кольцов.
– Осмелели! Поверили, что избежали смерти! – ухмыльнулся Щукин. – Просто в этом мире я еще верю в твердую порядочность, в твердую честь и в твердое честное слово.
– Вы дали честное слово? – догадался Кольцов. – Кому?
Щукин не ответил. На капот автомобиля набегала дорога. Она становилась более извилистой, петляла, объезжая пригорки. Потом вплотную к ней приблизились леса. Деревья клонились ветвями на дорогу.
– Здесь сойдете! – сказал наконец Щукин.
– Мне все равно, – ответил Кольцов.
Щукин приказал шоферу остановить автомобиль.
– Выходите!
Кольцов вышел из машины, и ему в лицо ударили запахи прелой листвы и цветущей акации, от этих запахов у него даже закружилась голова. Следом за Кольцовым вылез Щукин.
– Вы свободны, – сказал он. – Но прежде чем вы уйдете, я обязан выполнить одно неприятное для меня поручение и передать вам письмо моей дочери. Надеюсь, по прочтении вы уничтожите его, дабы в случае чего не скомпрометировать ее.
– Как? Разве Таня еще не уехала в Париж? – удивленно спросил Кольцов.
Но Щукин словно не слышал этих слов.
– Я дал Тане слово передать вам его не читая… Возьмите.
Кольцов принял письмо. А Щукин торопливо сел в автомобиль, прикрывая дверцу, на мгновение задержал ее, сказал:
– Уходите! И упаси вас бог вновь оказаться в Севастополе, потому что… потому что…
Не закончив, он резко хлопнул дверцей. Взревел мотор, и автомобиль помчался по дороге.
Проводив его взглядом, Кольцов неторопливо сошел с дороги, нырнул в густой кизиловый кустарник, какое-то время пробирался по нему. Поднялся на пригорок, кустарник расступился, остался внизу. Здесь было просторнее, хотя и сумеречнее. Серое небо с трудом просеивало свой свет сквозь густую листву. Прислонившись к дереву, Павел вынул из кармана куртки письмо. Ее письмо. Внимательно осмотрел его. Заметил небольшое пятнышко на конверте. Быть может, она нечаянно обронила слезу, когда вручала отцу и умоляла передать…
Он бережно вскрыл конверт, извлек из него розовый тонкий листочек. Ему даже показалось, что от письма слабо повеяло едва уловимым ароматом – это был даже не запах духов, а едва уловимый запах свежести, чистоты.
– «…Прощайте, мой друг! Прощайте, Павел! Прощайте тот, кого я так любила. – Кольцов читал письмо, и ему казалось, что звучит ее волшебный голос, и ему даже слышались присущие ей интонации. – Вы были для меня воплощением мечты. Первая любовь! Она ведь так доверчива. Я верила вам, верила, что вы тоже любите, а это была… игра! Непостижимо, но у меня нет ненависти к вам. Должно быть, я вас все еще люблю… Папа сказал мне, что Петр Николаевич даровал вам жизнь, и я не смогла скрыть своей радости, и папа понял, что я по-прежнему… нет, даже еще сильнее люблю вас. Но на днях папа отправляет меня во Францию – и у меня разрывается сердце от мысли, что я никогда, никогда больше не увижу вас…»
Спрятав письмо в карман, Кольцов огляделся. Нужно было уходить. Кто знает, что взбредет в голову полковнику Щукину. Быть может, вышлет сюда сотню солдат, и они без всякого труда изловят его.
Вдали виднелись горы. Кольцов подумал, что следует идти туда. В горах его труднее будет схватить. И скрываться там легче. Он всегда найдет убежище в любой трещине, расщелине, пещере. Прежде всего надо попытаться достать хоть какую-то одежду и еду. И уж тогда пробраться в Симферополь, чтобы разыскать кого-то из старых своих друзей и с их помощью выйти на подполье. В том, что оно существует, он не сомневался… А возможно, рискнет и отправится в Севастополь, отыщет Наташу и Красильникова – они там, иначе не было б письма, доставленного Коленом…
Весь день он шел навстречу горам.
Рассеялась морось, сквозь рваные облака выглянуло солнце. Кольцов устал и хотел есть. Пару раз он слышал совсем близко мычание коров и лай собак – видимо, проходил мимо сел. Но завернуть туда не решился. Боялся, что, увидев его арестантскую одежду, крестьяне сразу же отдадут его врангелевцам.
Идти приходилось в гору, каждая верста пути теперь давалась ему все с большим трудом. Пот застилал глаза, и он время от времени стирал его жестким рукавом арестантской тужурки…
Чем выше он поднимался, тем становилось холоднее. Его окружали скалы, и от них тянуло холодом. Перепрыгивая с камня на камень, он преодолел быстрый ручей. Шел, хоронясь между скалами. На каком-то повороте неосторожно вышел из-за скалы и прямо перед собой увидел человека на коне. Форма на нем, хоть и без погон, была явно офицерская. На полушубке – пояс с кобурой, за плечами – винтовка.
Кольцов понял, что его заметили, и все же шарахнулся назад. Но всадник пришпорил коня и двинулся ему навстречу.
– Эгей-ей! Выходи! – издали крикнул всадник.
Кольцов не отозвался. Он бросился между скал в обратную сторону, и узкое каменное ущелье вывело его к обрыву.
– Эй, выходи! Не заставляй меня винтовку с плеча снимать! – уже раздраженно приказал всадник.
«Недолго музыка играла», – с досадой подумал Кольцов и выглянул из-за валуна.
– А ты кто такой? – спросил он.
– А кто тебе нужен? – в ответ тоже спросил всадник.
– Почему на тебе погон нету?
– Они мне не к лицу, – лениво отозвался всадник и вдруг сердито закричал: – А ну, хватит бейцы крутить! Выходи! А то бомбу в тебя кину!
– Вот этого – не надо, – спокойно сказал Кольцов и пошел навстречу всаднику. – Руки поднимать, что ли?
– Как хочешь. Оружия-то у тебя все равно нету. Я за тобою давно наблюдаю.
Кольцов вышел к всаднику, всмотрелся в его пожженный у костров, потрепанный полушубок, в небритое, исхудавшее лицо и понял, что это не врангелевец. Он – либо из остатков орловских повстанцев, офицеров, выступивших против Врангеля, либо – «зеленый». Встреча и с теми и с другими не представляла для Кольцова опасности.
