Ну и что из того? Он – нелегал. Он – враг ее отца. И даже если встретит ее на улице, не имеет права ее окликнуть, ей открыться. Это если по государственным предписаниям. А если поступать, как велит сердце?
За окном уже совсем рассвело, на короткое время солнце осветило их неуютное холостяцкое жилье, спящих товарищей. Схлынула торопящаяся на работу толпа, и теперь за окном только изредка мелькали изящные ножки и стучали торопливые каблучки. Кто они, эти пробегающие мимо их окна дамы? Куда спешат?
Болотов постучал в их дверь, когда все уже были на ногах. Бесшумно вошел, коротко оглядел их скученное холостяцкое жилище.
– Доброе утро! Доброе утро! – бодро их поприветствовал, – Как спалось? Какие сны снились?
– Это еще бабка надвое сказала, какое оно, это утро, – буркнул Бушкин.
– Не скажите, утро всегда доброе. Проснулся человек. Жив! Уже хорошо, уже добро, – не согласился с Бушкиным Илья Кузьмич.
– Ну-ну! Вот и поглядим!
Павел понял Бушкина. Утро, и верно, было доброе. А вот каким задастся день?
От их жилища на Маркс-Дормуа до улицы Паради они пошли пешком.
– Я думал, мы с утра пораньше, – сказал Павел. – У нас в России все добрые дела принято начинать с раннего утра.
– Франция – не Россия. Здесь свято блюдут утренний кофе, – объяснил Болотов. – В «Колесе», как и в других харчевнях, с утра большой наплыв посетителей. Обслуга занята. А ведь нам необходимо не просто там посидеть, но и, по возможности, что-то выведать.
Над входом в бистро «Колесо», помимо броской и весело нарисованной надписи, висело обычное колесо от старой деревенской телеги, которая прежде не один десяток лет потрудилась в каком-нибудь фермерском хозяйстве.
Зал тоже был круглый, вроде цирковой арены, видимо потому бистро и назвали «Колесо». Электрический свет днем в зале не зажигали, дневной же освещал только середину, оставляя по бокам уютный полумрак, где никуда не торопящиеся посетители могли скоротать немало времени за чашкой кофе и за беседой. Откуда-то из глубины бистро что-то душевное доносил граммофон. Народу в зале уже почти не было, лишь за дальним столиком, едва видимые, о чем-то шумно спорили четверо мужчин.
Это было не совсем обычное и довольно модное парижское бистро, точнее даже, некая смесь кафе и бистро. Оно работало едва ли не круглые сутки, было дешевым и располагало скромным, но и необходимым для проголодавшихся посетителей набором сытых блюд. Здесь предпочитали по-быстрому перекусывать шоферы такси, только что сошедшие с дальних поездов пассажиры и торопящиеся по своим делам горожане. Ближе к полуночи, когда зал пустовал, здесь подолгу засиживались клошары. В холодные осенние и зимние дни они здесь отогревались.
Особой достопримечательностью «Колеса» был закуток перед входом в зал, который называли гардеробом. Его обслуживал гардеробщик, одетый в сверкающую золотыми позументами униформу «а ля рюс». Это было удобство, которое особенно ценили только что сошедшие с дальних поездов пассажиры. Не нужно было тащить с собой в зал дорожную поклажу в виде чемоданов, саквояжей, сумок, коробок и пакетов.
Гарсон появился сразу, едва Кольцов и Болотов сели за столик.
– Два кофе, два круассана, – распорядился Илья Кузьмич.
И когда гарсон вернулся с заказом, Болотов жестом руки задержал его:
– Не найдешь ли для нас немного времени, чтобы ответить на несколько вопросов? – спросил он.
– В пределах меню, – дерзко ответил гарсон. Был он парень крепкий, мускулистый, со шрамами на лице, приобретенными явно не на светских раутах. «Колесо» – бойкая привокзальная харчевня, и, надо думать, ее основными посетителями являются отнюдь не прихожане ближайшей церкви Сен-Венсан де Поль. – Я не люблю отвечать на вопросы, которые не относятся к моей работе. Вы случайно не из полиции?
– Разве мы похожи на ажанов?
– Ажаны теперь тоже стараются все больше походить на простых работяг.
– Мы – корреспонденты.
Гарсон оценивающе посмотрел на обоих, по взгляду было видно, что он не поверил:
– Ну и где же ваши фотоаппараты?
– А разве я сказал, что мы фотокорреспонденты?
Гарсон какое-то время их молча изучал, и затем лениво произнес:
– Ну, выкладывайте вопросы.
– Не вспомнишь, что произошло у вас здесь в прошлую пятницу?
– Не помню. У нас здесь каждый день что-то происходит.
– Нас интересует именно прошлая пятница.
– Она интересует не только вас, но и ажанов. Но я был занят и ничего не видел.
Болотов демонстративно, но неспешно достал из кармана кошелек, стал его раскрывать. Гарсон наблюдал за его дальнейшими манипуляциями и при этом морщил лоб, изображая напряженную работу мысли.
Илья Кузьмич извлек из кошелька пятифранковую монету и положил ее на край столика, возле стоящего гарсона.
– Надеюсь, это несколько освежит твою память?
– Что-то припоминаю. Была драка с ажанами. Они прострелили Раймону ногу.
– Кто такой Раймон?
– Наш гердеробщик.
– И это все, что ты смог припомнить? Попытайся поподробнее.
Гарсон застыл и снова глубокомысленно задумался. Но оживился, едва Болотов выложил на стол еще один пятифранковик.
– Вообще-то драка была в гардеробной. А наша территория – от буфета до столиков и обратно. И все. Но я все же кое-что видел.
– Попробуй вспомнить, что было еще до драки?
– А ничего не было. Народу – никого. Лишь двое каких-то господ, не наших, не французов, сели за мой столик. Похоже, поляки.
– Почему ты решил, что поляки.
– Я тут разных людей навидался. А эти и говорили между собой вроде как по-польски.
– Ну-ну! Дальше! – поторопил гарсона Болотов.
– Поели, выпили по три чашки кофе, исправно рассчитались и сидят. Сидят и сидят. Подумал, может, кого-то ждут. А потом зашли ажаны. Двое. Тоже выпили по чашке кофе. Но как-то торопливо. И вышли в гардеробную. Том все и началось.
– Сразу драка?
– Нет. Сперва с Раймоном поспорили. Ажаны хотели заглянуть в вещи посетителей, ну, тех, которые кого-то ждали. Устроить что-то вроде обыска. Книжечки свои показали, мол, «имеют право». Раймону все это не понравилось. Он только недавно из тюрьмы и, сами понимаете, пока еще не очень любит ажанов. Он сказал: вон сидят клиенты, с их разрешения делайте что хотите, а пока, дескать, я их вещи охраняю. А ажаны сказали, что у них есть подозрение, и они хотят убедиться. Ну, Раймон и убедил их, что в чужих вещах без спросу рыться не положено. Таким, знаете, шикарным хуком снизу, под ребра.
– Что за вещи у них были? – спросил Болотов.
– Саквояж.
