К себе в каюту, которую Кольцов не покидал весь вечер, Миронов вернулся поздно. Приоткрыв дверь, он отметил, что его товарищ все еще не спит. Можно было снова уйти, но Кольцов уже заметил его.
– Входите, чего же вы!
Миронов вошел боком, стараясь, чтобы не был виден его второй, бугром вздувшийся, бок. Отворачиваясь, он извлек что-то из-под своего макинтоша и спрятал под одеялом. Но это не укрылось от взгляда Кольцова.
– Что у вас там?
– Ничего особенного, – уклонился от ответа Миронов.
Кольцов почувствовал что-то неладное в суетливости Миронова, в том, как он стал тут же раздеваться, стремясь поскорее нырнуть под одеяло.
– И все же? – настойчиво повторил вопрос Кольцов и жестко добавил: – Или у вас уже появились от меня секреты? Не рано ли?
Миронов понял: от ответа уйти не удастся. Он обиженно извлек из-под одеяла знакомый Павлу, принадлежавший «котелку» чемоданчик.
– Откуда он у вас? Украли?
– Я – выиграл! – обиженно сказал Миронов. – Я честно выиграл все деньги. Но они не влезали в карманы, и он отдал мне этот свой сейф. Или подарил, можно и так сказать. Ему в нем все равно уже нечего было хранить.
Павел какое-то время молча размышлял. В сущности, Миронов вновь вернулся к своему ремеслу. Надо было сразу, сейчас же что-то сделать, чтобы у него больше никогда не возникал соблазн вновь заниматься этим.
– Вот что! – строго сказал Кольцов. – Пойдете к этому, в котелке, и обратно подарите ему его сейф…
– Понял, – легко согласился Миронов.
– …вместе со всем его содержимым.
– Что? И деньги тоже? Но я их выиграл! – возмутился Миронов. – Я честно играл! И честно их выиграл! Если хотите, я просто преподал этим самоуверенным капиталистическим павлинам небольшой урок!
– Отныне и навсегда, во всяком случае, пока мы вместе… – не повышая голоса, ровным холодным тоном сказал Кольцов, – …и пока я несу за вас ответственность, будете спрашивать у меня разрешения на все свои действия, которые взбредут в вашу голову.
– Что? Рабство? Как это еще можно назвать! – зашелся в истерике Миронов. – Он проиграл. Понимаете? Проиграл! И по закону чести он не может принять обратно проигранные деньги!
– А вы попытайтесь. Придумайте что-нибудь. В конце концов, скажите, что вы пошутили.
– Он – богатый человек! Он легко с ними расстался! Может, он хотел их проиграть? – вскричал Миронов. – Я не понимаю, зачем это вам?
– Это нужно вам, – все так же, нисколько не повышая голос, продолжал увещевать Миронова Кольцов. – Потому, что вы возвращаетесь в новую Россию, где отныне честность так же высоко ценится, как и остальные общечеловеческие добродетели. Ваш дворянский закон чести, о котором вы упомянули, мы тоже возьмем себе на вооружение.
– Господи-и! Какие вы все наивные! Или сумасшедшие! – удивленно покачал головой Миронов. – Если у вас так рассуждают все, я не дам за вашу новую власть и одного франка… или какая там сейчас у вас валюта? С вашей честностью вы через несколько лет будете ходить в рваных портках.
– Доспорим потом. Дома. В России, – сказал Кольцов. – Чемодан же и деньги верните! Не хочу, чтобы вы думали, что в нынешней России сможете прожить с помощью наперстка. Другие времена. И вам к ним придется привыкать.
– Так, может, на этот раз мы как-то договоримся? А, Павел Андреевич? – жалостливым тоном спросил Миронов. – Клянусь, это больше не повторится. Никогда.
– Либо вы вернете человеку деньги, – вновь безжалостно повторил Кольцов, – либо…
– Что?
– Думаю… либо вы возвращаетесь в Париж. Я так понял, на билеты и на первое время жизни во Франции вам пока хватит.
– Павел Андреевич, а не отыщете ли вы в своем богатом арсенале более льготное наказание? – слегка прищурив один глаз, плутовато спросил Миронов.
– Мы не на Хитровом рынке, Миронов, – все таким же холодным тоном ответил Кольцов и, давая понять, что больше не намерен продолжать этот бессмысленный разговор, накрыл голову одеялом.
Проснувшись утром, Кольцов увидел сидящего подле себя Миронова. Судя по всему, он уже давно сидел так, ожидая его пробуждения.
– Доброе утро, Павел Андреевич! – поприветствовал его Миронов, едва тот открыл глаза.
– Я не уверен, что оно доброе, – нахмурился Кольцов.
– Это вы о вчерашнем? – спросил Миронов. По настроению Кольцова он понял, что за ночь Павел Андреевич ничего не забыл и не собирается менять свой взгляд на случившееся, поэтому торопливо, но легко и весело заговорил: – Я не спал всю ночь и все продумал. В самом деле, на кой черт нам нужны эти самые их капиталистические деньги. Тем более, как вы говорили, их в нашей России скоро и вовсе отменят.
– Короче, что вы решили?
– Решили вы. Я исполняю. И заметьте, без всякого сожаления. Знаете, я там, во Франции, набрался этого капиталистического духа, и он пока еще не до конца из меня выветрился. Смотрю, играют шесть придурковатых буржуев. Ну почему бы, подумал я, их слегка не наказать? Наказал. Это был, будем считать, первый акт. Второй последует сегодня. Мы, русские, бедные, но гордые. «Нам не нужны ваши капиталистические капиталы!» И я с презрением швырну их им в лицо. Как вы на это смотрите?
– Ну, зачем же столько пафоса? – улыбнулся Кольцов. – Если вам понадобятся слова, скажите, что мы добираемся в Советскую Россию, а там эти деньги уже не имеют хождения. И все.
– Да, это даже лучше. Красивее, – согласился Миронов.
Несколько позже они увидели знакомого господина в котелке. Он все так же торопливо, легкой трусцой, мерил палубу. Но теперь в его руках не было чемоданчика.
Зато этот злополучный чемоданчик с деньгами держал в руках Миронов. Под наблюдением Кольцова он готовился совершить для него самого непонятный и противный его естеству подвиг.
– Прошу прощения, господин… – на французском остановил «котелка» Миронов, когда тот поравнялся с ними. – Вчера из-за позднего времени мы так и не обменялись визитками. Граф Миронов! А это… – он указал на стоящего рядом Кольцова, – …мой спутник и компаньон, князь Кольцов.
Человек в котелке вопросительно смотрел на Миронова: что еще от него нужно этому человеку?
– Хочу извиниться за вчерашнее. Обыкновенное недоразумение. Длинная и скучная дорога. Мне захотелось всех вас немного развлечь. Но как я позже понял, шутка у меня не получилась, – Миронов протянул господину в котелке его чемоданчик, попытался объяснить: – Хочу вернуть.
«Котелок» отшатнулся от чемоданчика.
– Берите, ну! – улыбкой подбодрил Миронов «котелка».
– Ничего не понимаю, – впервые на постоянно бесстрастном лице «котелка» возникло нечто, похожее на неподдельное удивление, даже страх. – Что это значит? Зачем?
