И все же все эти годы его неотступно преследовал страх быть разоблаченным, несмотря на поистине шпионскую конспирацию и массу ухищрений, к коим прибегал Симеон в целях сокрытия своих плотских развлечений. Нельзя было ни в коем случае дать Священному Синоду хотя бы повод усомниться в соблюдении им данных Господу обетов. В глазах паствы владыка Симеон представлялся служителем церкви с незапятнанной репутацией. Симеону прочили большое будущее. Ну а пока ему предстояло исполнять службу не где-нибудь, а в Западной Европе, в Венской и Австрийской епархии…
За две недели до отъезда на Запад Симеона пригласили в КГБ, и он с радостью дал себя завербовать, заверив гэбэшников, что считает своим гражданским долгом перед Родиной сотрудничать с органами. Причем своего бывшего патрона – митрополита, здравствующего архипастыря Украинского экзархата – Симеон успел «заложить» еще до отбытия. Он осведомил чекистов о том, что ему доподлинно известно о переписке митрополита с опальным архиепископом Мстиславом, лидером украинских автокефалистов, ратующих за независимую церковь соборной Украины. Симеон, вступив на очередную ступень церковной иерархии, таким образом расчищал себе дальнейший путь, прямиком ведущий к ложе в Священном Синоде.
Прибытие в древнюю имперскую столицу нового епископа священнослужители Русской православной церкви встретили с осторожностью, а с первых дней его правления в приходах поняли: настали не самые лучшие времена. Он насаждал казарменную дисциплину, поощрял доносчиков и явно решил сделать свои владения образцово-показательными. За малейшую провинность, пререкания или, упаси бог, непослушание владыка без разговоров запрещал служение, а бывало, своею властью закрывал приходы и избавлялся от неугодных. Он позволял себе орать на священников. Наказывал протоиереев и иереев нещадно. Зато сам разъезжал по церковным симпозиумам и вещал перед уважаемой аудиторией, что в СССР права верующих никто не попирает, свобода вероисповедания – один из основных принципов, на котором держится социалистическое общество. Когда на этих заседаниях журналисты правозащитных газет напоминали о фактической репатриации грекокатоликов из советской Украины, владыка, улыбаясь в ответ и щуря при этом свои маленькие глазки, величаво произносил: «Народ сам определился, он отверг чужое, униатская церковь умерла естественной смертью».
Симеон получил реальную власть, фактически неподконтрольную. В своих владениях он был сам себе хозяином. Наведывавшиеся изредка высокие гости из Москвы находили нововведения Симеона и ужесточение им дисциплины вполне правомерными и оправданными. И никто не осмелился сказать Его блаженству, что он явно перегибает палку.
С каждым месяцем Симеон все больше наглел. И лишь слухи, распространяющиеся с неумолимой достоверностью, тревожили Симеона. О том, что владыка осквернил монашью рясу греховодным блудом, сплетничали не только соседствующие католики, но даже пастыри немногочисленных лютеранских кирх.
Идея епископа о создании в русской церкви за рубежом церковного хора сирот из России наподобие знаменитого Венского хора мальчиков была воспринята с пониманием. Без сомнения, хор придал бы богослужениям и литургиям ощутимое восприятие великого таинства общения с Богом. Кроме того, берущий за душу звон непорочных детских голосов содействует покаянию…
Симеон с каждым днем чувствовал все большую безнаказанность. В конце концов присущая ему бдительность притупилась… Главная причина того, что он выступил с инициативой создания хора мальчиков, была не в том, что в пределах соседствующих Венской епархии и Венгерского православного благочиния проживало мало голосистых прихожан. На фоне вседозволенности и томления порочного духа родилась новая мечта – попробовать детскую плоть. При попустительстве грех размножается.
* * *
…Теперь все будет по-другому. Не может все остаться по-старому. Борис точно знал. Сегодня он прямо скажет Леночке о своих чувствах. Она и так все понимает, но это будет что-то вроде обязательного ритуала, его необходимо соблюсти.
Борис изучал себя в зеркале: «А что, нос с горбинкой, брови стрелками, губы, правда, тонковаты – но в этом свой шарм. Кто сказал, что урод? Да нет. Вполне импозантная внешность. Парниша в порядке. Разве главное для мужчин – смазливая физиономия? Она, конечно, прекрасно знает, что нет. На черта нужен Ален Делон с вихрем в голове? А все-таки жаль, что ростом не вышел, но не карлик же, черт возьми. Она меня всего сантиметров на пять выше. К тому же я сегодня неплохо выгляжу».
Не прошло и получаса, как Борис сверкал своим свежевыбритым лицом, обильно орошенным недорогим одеколоном, в комнате у Леночки. Его удивил скользящий взгляд ее уставших глаз, но более удивило то, что она уже была одета и, судя по всему, собиралась уходить.
– Лена, ты куда торопишься? Если, конечно, не секрет, то куда? – спросил Боря.
– Я же не спрашиваю у тебя, за какие деньги ты купил мне платье, почему же я должна отчитываться? – Она не хотела грубить Борису, но слащавый запах дешевого одеколона ударил в голову и подстегнул зарытую внутри обиду. – Зачем был нужен вчерашний концерт? Хотя, конечно, я сама дала повод…
– Никакого повода ты не давала, – с нежностью проговорил Боря. – Я просто хотел сделать тебе подарок.
– Я не заслуживаю такого подарка.
– Ты стоишь большего. – Борис осторожно приложил свою ладонь к ее волосам, пряди скользнули между пальцев. Затаив дыхание, он стал с трепетом гладить ее голову, другой рукой прикоснулся к ее плечу. Он сам испугался смелости, с какой потрогал Лену.
– Может быть, но ты оценил меня в стоимость платья. Ты прав, каждая вещь имеет свою цену, – тихо произнесла Лена.
Боря убрал руки.
– Мой подарок ни к чему тебя не обязывает. Я сделал его от чистого сердца, потому что люблю тебя.
– Боря, мне больно это говорить, но если ты рассчитываешь на взаимность, то у нас вряд ли что из этого выйдет.
– Не по аршину мерка?
– Перестань молоть чушь… И все-таки я дала тебе повод… Ты и я, мы обречены судьбой. Это я вынуждала тебя прыгнуть выше головы. Мне не следовало переступать грань между реальностью и мечтой. Реальность проглотила мечту и со временем ее переварит.
– О чем ты говоришь, не понимаю?
– Я говорю о своем, – вздохнула Леночка. – Бывает, надо жертвовать одним ради спасения другого, я жертвую мечтой… Какая дура! Даже теперь разыгрываю из себя героиню.
– Ты будто сама с собой разговариваешь. Объясни толком, что произошло?! – взорвался Борис.
– Извини, Борис, мне надо идти.
– Куда?! Я тебя провожу…
– Мне надо идти одной. – Она вышла из комнаты, оставив Бориса наедине со своими мыслями. Борис, постояв с полминуты в состоянии легкой прострации, наконец очнулся и побежал за Леной. Однако она уже скрылась из виду.
* * *
Лена вошла в собор. Людей было человек десять. Прислужник подошел к девушке, остановившейся у аналоя напротив изображения ангела-хранителя, и шепотом спросил:
