Глава 30
Почитай отца и мать…
Проезд Шокальского. В этой длиннющей панельной девятиэтажке – лежачем небоскребе живут родители Миши. Почему я не приехал к ним сразу после того, как узнал об истинной причине исчезновения их сына и своего друга? Каково им теперь в полной безвестности? Каким я себя считал глупцом, вспоминая свои резкие ответы на их телефонные звонки. Они просто искали сына…
Престарелые отец и мать, которым неоткуда было ждать помощи, не выдержав бездействия и снобизма мздоимцев в милицейских погонах, сами принялись за поиски родного мальчика, их единственного сына. Они бы отдали все, чем обладали, вплоть до крыши над головой, был бы в этом толк. Но квалифицированный поиск пропавших без вести органы правопорядка частенько начинают вести только из-под палки вышестоящего командования. Семейству Зеленгольцев (отец трудился портным, мать зарабатывала на хлеб репетиторством на дому) до самого милицейского верха было не достучаться. Они обращались ко всем, кто мог пролить свет на пропажу Миши. Ко мне трижды. Я выместил зло на Мишу на его родителях, рассказав им, что их нечистоплотный сынок сбежал с деньгами и что отдуваться за него придется мне, так как гарантии кредиторам мы давали вместе.
– Наш мальчик не мог так поступить, – в один голос твердили Семен Самуилович и Наталья Наумовна. – Произошло чудовищное недоразумение, Владик, он любит тебя как родного братика.
– Я тоже так считал, – выгибая свою прямую бровь дугой, заявлял я убитым горем старикам, – пока моя доверчивость не загнала меня в угол, а Миша не заплатил мне сполна за многолетнюю дружбу. Где мне теперь искать деньги, чтобы расплатиться с долгами? Может, вы подскажете?
– Возьми все, что есть, только помоги разыскать Мишеньку, – рыдала Наталья Наумовна. – С Мишей приключилось что-то страшное. Он всегда предупреждал нас, если собирался куда-то уезжать.
Я, конечно же, не стал раздевать стариков Зеленгольцев, хоть и не верил в невиновность своего партнера, хоть и лишила меня здравомыслия безвыходная ситуация. То была паника. Но теперь-то я знал, что произошло на самом деле. Поздно. Я ненавидел себя за свой дерзкий язык, воспроизводя сечас те гадкие безжалостные фразы, коими распалялся, причиняя родителям Миши невыносимую боль.
Я позвонил в дверь.
– Кто там? – раздался тоненький голосок Натальи Наумовны.
– Это Влад Максимов.
Дверь открылась. На пороге стояла маленькая седая женщина в чистом накрахмаленном переднике. Ее безжизненные глаза в эту секунду сверкнули слепой надеждой. Но тут же угасли вновь. По моему потухшему виду она поняла, что привели меня сюда отнюдь не радостные вести.
– Нет-нет, ничего выяснить не удалось, – солгал я, так как сказать родителям, что их единственный наследник мертв, значило убить этих бедных людей. – Я пришел сообщить, что с долгами мы расплатились. Мишка, как выяснилось, оказался ни при чем. Вот.
Наталья Наумовна, сильно сдавшая за это время, обреченно кивнула, словно хотела произнести: «Я же говорила…» Но она не вымолвила ни слова и скорее всего ничего не видела перед глазами. Ее руки заметно дрожали.
– Вот, – прокашлялся я. – А где Семен Самуилович?
– Семен Самуилович тяжело болен. Он перенес инсульт и не встает с постели. – Она провела меня в спальню, и я увидел умирающего отца Миши. Она присела рядом на стертый временем кожаный пуфик.
Дежурная фраза «Мне очень жаль» прозвучала из моих уст загробным голосом, который одновременно зачитывал приговор самому себе. Я не знал, что им говорить, как их успокоить и возможно ли это вообще, сказал в итоге то, что намеревался:
– Это… Это самое… В офисе… В его столе обнаружили небольшую сумму денег. Я вам в конверте принес. Мишка мой брат родной… А я в нем усомнился… – Я с трудом сдерживал слезы. – Простите меня, что я тогда так разговаривал…
– Что с Мишей?! – истошным воплем крикнула мать.
– Я не знаю, Наталья Наумовна, – выкручивался я, как мог, не желая сражать их наповал своим известием. Суровая правда годилась только для реквиема. И не только по усопшему, но и по самым близким ему людям, пока еще живущим на свете, который, как и подаренный мне «Ауди», все почему-то тоже называли белым. – Единственное, что мне удалось разузнать, так это то, что ваш сын честный человек.
– Я это и так знаю… – твердо произнесла мама.
– Деньги украл другой. Вот… – добавил я.
– А этот другой не может знать, где Миша? – тихо спросил Семен Самуилович, снова вселив в свою супругу кратковременную надежду.
– Клянусь, я вытрясу из него его чертову душу! Он мне за все ответит… – процедил я сквозь зубы, стараясь не смотреть прямо в глаза Наталье Наумовне. – Ответит, когда я припру его к стенке!
– Когда же это произойдет и кто этот человек? – не повышая тон, задал очередной вопрос отец Миши. Похоже, у него не осталось сил, и разговор давался ему с трудом. Однако он все еще пребывал в здравом уме и твердой памяти. И это единственное, что могло меня радовать в той беспросветной тьме, где все мы оказались.
– Это не человек, а гад, – прошипел я, – а произойдет это скоро. Очень скоро. Прошу вас подождать еще немножко.
Я чувствовал, что мой обман, который я сейчас считал более правильным, чем правда, заводит разговор в тупик. Я записал свою ложь в категорию праведной, словно имел право на подобную оценку. Особенно после того, что я натворил в отношении этих беспомощных, обездоленных людей, которых некому было защитить. Да и в моей защите они не нуждались. Они начали что-то подозревать, но я бесповоротно решил, что не скажу им горькой правды. Чем позже они узнают о смерти единственного сына, тем будет лучше. Пора было заканчивать беседу. Я словно стоял у кратера пробудившегося вулкана.
– Ты от нас что-то скрываешь… – предположила обессиленная Наталья Наумовна.
– Я вас убедительно прошу, – прервал ее я, – не вздумайте ничего предпринимать. Я вышел на след человека, который, уверяю вас, расскажет все о том, где находится наш Миша и почему он до сих пор не дома. Этот человек очень осторожен и имеет очень большие связи, в том числе в милиции. Поэтому обращаться туда – означает все испортить. У меня и еще одного человека, тоже с телевидения, есть план, осуществление которого позволит обезвредить негодяя и выбить из него всю информацию. Я приложу к этому все свои силы и готов всем пожертвовать ради торжества справедливости. Еще раз простите меня, Семен Самуилович и Наталья Наумовна, но мне нечего больше сказать. Подождите немного. Чуть-чуть совсем.
Я вышел от Зеленгольцев окрепший духом. Наконец я сделал правильный выбор. Период колебаний и шатаний закончился. Будь, что будет! Двум смертям не бывать. Но теперь я мечтал умереть героем. Я ощутил, как отлегло на сердце. Известно почему! Теперь я знал наверняка, что никогда не сяду за руль «Ауди»-купе белого цвета. Пусть Мишка увидит с небесного рая, где он, безусловно, проживает без прописки и лимитов черты оседлости, что Влад Максимов не законченный подонок. Что я умею ценить верную и искреннюю дружбу. Просто иногда делал ошибки. Но ведь никто от них не застрахован.
