— Разве воинам и берсеркам не нужна постоянная боевая практика? Где же они ее находят? — удивился Виктор.
— Где-то находят; я же сказал, они ходят в мир. А что, мало в современной России приключений для воина? Ну, так вот и живут в гармонии с природой, славят богов, клан воинский; в основном почитают Даждьбога, от которого ведут род все русы, и воинского бога Перуна, хотя есть и волхвы Велесовы. Ты, кстати, крещеный, Вить?
— Да, кажется, как и у всех, бабушка тайком от родителей-коммунистов в церковь носила, — пожал плечами Виктор. — А так я, скорее, атеист, верю в торжество науки и природы.
— Но ты же, я видел, часто стоишь на всяких службах со свечкой в руках…
— Это часть моих служебных обязанностей, Петрович, как ты не понимаешь! Я, кстати, еще и с муллами, и с раввинами общаюсь, у нас многоконфессиональная страна. Ты меня после этого к мусульманам с иудеями причислить не хочешь?
— Нет, не хочу. Ладно, хорош болтать, мы почти приехали.
Негошин выключил мотор и, сложив руки лодочкой, проухал в них нечто вроде птичьего крика.
В ответ из зарослей камыша послышалось такое же уханье.
Сергей Петрович достал весло и подгреб ближе. Ему навстречу из зарослей показалась лодка, в которой сидели несколько крупных бородатых мужчин в прорезиненных дождевиках.
— Зарияр, Огнеслав и Буян, — представил их Виктору Негошин.
— Виктор, — пожал крепкие мозолистые руки парней Семенов.
— Да мы знаем, — весело оскалился веснушчатый Зарияр. — Чай, спутниковая тарелка есть, телик смотрим, знаем, кто у нас президент.
— Уже премьер, — поправил его Виктор.
— И это тоже знаем. Мы, конечно, недавно вышли из каменного века, но быстро учимся, — откликнулся самый молодой на вид Буян.
Сергей Петрович и Виктор пересели в лодку к парням, а свою моторку привязали на буксир.
Минут через десять свернули в тихую заводь. Зарияр залихватски свистнул, и над водой поднялись острые металлические штыри, пропуская их дальше. Вскоре причалили к берегу.
В этом месте тайга расступалась, обнажая ладную опрятную деревеньку. Стройными рядами стояли дубовые срубы с искусной резьбой, в центре были установлены огромные идолы языческих богов. Деревянные исполины производили сильное впечатление, особенно на фоне спутниковых тарелок над избами и квадроциклов, припаркованных около крылечек с изображениями древних мифологических сюжетов.
На берегу их встречали рослые бородатые парни с нарезными ружьями и «калашами» наперевес.
Когда Сергей Петрович и Виктор подошли ближе, мужики расступились, и миловидная простоволосая девушка вынесла им краюху хлеба с малосольными огурцами и двумя гранеными стаканами мутной жидкости.
Негошин отломил кусок душистого хлеба, кинул его в рот, взял стакан и огурец.
— Водку я не буду, — шепнул Виктор.
— Не боись, премьер, они водку не пьют — это медовуха, обрядовый напиток, градуса три, как в пиве.
Семенов осторожно выпил. Медовуха действительно оказалась вкусной, остроту ей придавал добавленный в напиток хрен.
Тут подоспел и Зарияр.
— Ну что, господин президент, отменные у нас бабоньки? Сладкие, как медовуха, в Московии своей таких не сыщешь.
— Премьер я, а для тебя просто Виктор, — поправил Зарияра Семенов.
— Для нас вы — барин и царь-батюшка. Правильный вожак, настоящий белый царь; большая честь для нас, что вы здесь, — картинно поклонился Зарияр.
— Ой, скоморох, иди уж, — подошел к гостям невысокий крепкий светлоглазый старик в старинной одежде. На нем была расшитая красными узорами рубаха, поверх которой на массивной цепи свисал древнерусский символ солнца — восьмилучевой коловрат.
— Яромир, — крепко, как тисками, сжал он руку Виктора. — Обряд совершим завтра, а пока отдохните с дороги. Зарияр вас проводит в опочивальню.
Виктор про себя отметил, что говорят язычники на вполне современном русском языке, но с заметным северным акцентом, и иногда употребляя архаичные обороты и словечки.
Гостей отвели в просторную избу. Внутри был уже накрыт стол простой, но обильной едой: кувшин молока, бутыль медовухи, ржаной хлеб, сало, салат из свежих овощей, тарелка жареного мяса, кедровые орехи в меду и соленья.
— Хорошо питаются язычники, Петрович! Много и правильно.
— Воины, чего же ты хотел? Они тут и живут по сто лет. Наркотиков нет, алкоголя нет, курева нет, экология идеальная. Они только тренируются да работают на свежем воздухе… Что-то я притомился, спать пойду.
Виктор сделал себе бутерброд с мясом и налил молока, после чего оглядел горницу. В углу, где в обычных деревнях висят иконы, на полотенце, расшитом красными коловратами, стояли маленькие идолы богов, возле них чадила свеча.
— Ты, прям, как Владимир Красно Солнышко, Витек, — взбивая подушку, неожиданно заметил Негошин.
— С чего бы это? — удивился Виктор.
— Ну, знаешь, Владимир Креститель был очень неоднозначной личностью. После Святослава ему досталось большое и сильное, но неспокойное государство, как и при тебе, раздираемое разными кланами — христиане, язычники, иудеи, разные племена славян… Он поначалу решил скрепить страну силой оружия и отправился к викингам, там прошел какую-то жесткую воинскую инициацию, не исключаю, что тоже обратился в берсерка, а когда вернулся, установил культ Перуна, как верховного бога, то есть выдвинул на первый план касту воинов, а касту жрецов задвинул подальше. Потом что-то в нем перемкнуло, и он обратился в православие, начал всех крестить огнем и мечом.
— Это все дела давно минувших дней… Захмелел ты от медовухи, Петрович, спи, давай, — урезонил болтливого наставника Семенов.
Виктор и сам порядком устал. Едва дойдя до постели, он мгновенно отрубился. Такого сладкого сна у него давно не было. Стрессы последних лет вызвали у него бессонницу. А на свежем таежном воздухе он смог наконец расслабиться.
…Всю ночь Семенову снился огромный медведь. Временами Виктор неожиданно понимал, что это он сам и есть — властитель лесов, отчаянно рыскающий по тайге в поисках жертвы.
…Утром Виктор проснулся довольно рано и сладко потянулся. Впервые его не будили назойливые звонки подчиненных с докладами об очередных проблемах. Он уже и забыл, как это — спать сколько хочешь и просыпаться когда хочешь.
В дверь комнаты раздался осторожный стук.
— Вставайте, господин президент, время пришло, — послышался вкрадчивый девичий голос.
— Сейчас иду. — Виктор поднялся, по привычке проделал разминочные упражнения и, накинув куртку, открыл дверь.
На пороге стояла симпатичная светленькая девчушка лет двадцати, одетая вполне современно — в голубые джинсы и обтягивающую красную блузку, заметно оттопыривающуюся в области груди. В руках она держала банку с парным молоком.
