– Живой душе? – невинно переспросила Таня.
Таня и Ягун обменялись многозначительными взглядами, после
чего Таня показала пальцем на стул. Плох тот магспирант, который не знает, как
обойти Разрази громус. Магия такого рода действует прямолинейно и
растолковывает все буквально, что очень располагает к казуистике.
Ягун хмыкнул:
– Думаешь? А вдруг это не стул, а какой-нибудь
заколдованный прынц? Типа: «Мама, не превращай меня в мебель! Я буду есть
манную кашу!» Не жалеешь ты меня, Танька!.. Ну да ладно!.. Рискнем старостью
лет!
Внук Ягге подошел к стулу, нежно похлопал его по спинке,
смахнул с сиденья пару пылинок и, усевшись рядом со стулом спиной к Тане,
вкрадчиво сказал:
– Стул, а стул! Тут такое дело… разговор есть! Слушать
будешь?
Стул, понятное дело, промолчал. Он был сдержанный парень.
– Так вот, стул, какое дело! К нам, брат мой стул, в
Тибидохс вчера вечером приперся проверяльщик с Лысой Горы. Мрачный тип по имени
Зербаган. Ходит по школе со здоровенным таким посохом, который заканчивается
каменным шаром, и сует свой нос во все дыры, куда нос может теоретически
пролезть.
– А что хочет проверяльщик? – спросила Таня.
Ягун благоразумно промолчал. По сценарию он вообще не должен
был догадываться о присутствии в комнате Тани. Все-таки Разрази громус – клятва
смертельная, и забывать об этом не стоило.
– Стул, а стул! А что… э-э… что едят на завтрак
хмыри? – поправилась Таня. Вопрос про проверяльщика был уже задан, и
теперь требовалось немного запудрить заклинанию мозги.
– Хмыри, дорогой стул, едят на завтрак разное! Особенно
уважают тухлятину!.. – вновь заговорил Ягун. – А еще, брат мой стул,
Зербаган хочет добиться, чтобы Тибидохс перенесли с Буяна на север, где мошкара
и вечная мерзлота. Туда, где не могут жить драконы, перемрут единороги,
погаснут жар-птицы и где нежить шныряет, даже не скрываясь. А наш замечательный
остров Буян, этот царственный рай, на котором ты, стул, вырос и был взлелеян с
младой полировки, загонят тому, кто даст за него больше презренных зеленых
мозолей. Ты удручен, брат стул? Я вижу, ты рыдаешь и пыль уныния садится на
твою многострадальную спинку!
Таня подумала, что Ягун неисправим. Он и здесь не может
обойтись без аффектации и преувеличений. Даже в глубокой старости, умирая, он,
вероятно, обратится к своим наследникам с прочувствованной речью в стиле: «Дети
и внуки мои! Вытрите глаза и носы! Возликуйте, что вы наконец сумеете пожить
немного для себя! Ваш дедушка, ваш господин, ваш царь, ваш раб, уходит в мир
иной!»
– Слушай, стул… – сказала Таня. – Если все
так скверно, то почему Сарданапал согласился на встречу выпускников? У него же
и так по горло проблем? А тут еще мы чего-нибудь учудим.
Ягун поскреб пальцами шею.
– Ах, стул, деревянный брат мой! Как замечательно, что
никто нас не слышит и ничего не может вякнуть! Потому что если бы кто-то что-то
вякнул, я ответил бы, что Сарданапал, этот великий человек, чья борода так
длинна, а ум фундаментален, любит своих учеников и никогда ни в чем им не
откажет. Шмыг-шмыг, стул! Я рыдаю и бьюсь головой о твою жесткую ножку! А
теперь, стул, я заканчиваю нашу с тобой приватную беседу. Знай, что ни одной
живой душе я не выдам тайны, защищенной Разрази громусом! И эту жуткую клятву
взяла с меня, стул, заметь, родная бабуся, которая наотрез отказалась верить,
что я вообще умею хранить секреты!
С этими словами Ягун решительно встал и, мигом утратив
интерес к своему деревянному брату, взгромоздил на его сиденье свой тяжелый
военный ботинок. Ягун ценил высокие ботинки. Они позволяли не только хорошо
пинаться, но и колотить пятками заупрямившийся пылесос. Похожие ботинки ценила
и его девушка Катя Лоткова, правда, в отличие от Ягуна, ее обувная армия была
разнообразнее, и, кроме тяжелых ботиночных танков и прочей сапожной артиллерии,
насчитывала и легкие кавалерийские соединения туфель, босоножек и прочей
кокетливой рати.
Полюбовавшись на свой ботинок, Ягун точно по струнам провел
пальцами по шнуркам, поцокал языком и лишь после этого соблаговолил вспомнить о
Тане.
– О, ты уже тут! Давно пришла?
– Час назад, – с иронией сказала Таня.
– Тшш! Ты что, перегрелась? – испугался
Ягун. – Ладно, неважно… Смотри, что у меня есть!
Он сунул руку во внутренний карман драконбольного
комбинезона и, порывшись, извлек толстую пачку приглашений. На обложке
светилась, мигала вечерними огнями Большая Башня Тибидохса. У башни с дубиной в
руках ошивался циклоп Пельменник, на лице которого было написано желание
испортить всем праздник. Заметив, что на него смотрят, циклоп завозился, как
паук. Единственный его глаз, выпученный, в багровых прожилках, заворочался в
орбите. Ягун и Таня поспешно выставили блоки, скрестив указательный и средний
палец. Не заблокировался только скелет Дырь Тонианно. Бедолага отлетел к стене
и врезался в нее, как человек, в которого выпалили из дробовика.
– А этот откуда взялся? Вчера его не было! – хмуро
сказал Ягун. Он попытался ногтем сощелкнуть Пельменника с обложки, однако тот только
ухмыльнулся и никуда не исчез.
– А нельзя было купить приглашения без
Пельменника? – поинтересовалась Таня.
Ягун смутился.
– Купить? Что я могу купить, когда я всем вокруг должен
за пылесос? Джинн Абдулла дал мне их совершенно бесплатно.
Таня понимающе хмыкнула. Подарок Абдуллы! В сущности, больше
ни о чем можно было не упоминать. Она перевернула верхнюю открытку и прочитала:
«Вера Попугаева!
Двадцать третьего июня сего года в Зале Двух Стихий школы
магии Тибидохс (о. Буян) имеет место быть встреча выпускников, которая
продлится до утра двадцать шестого. Искреннее надеемся, что Вы сумеете найти
время и прилететь.
Грааль Гардарика будет разблокирована для Вашего кольца на
весь указанный период.
С уважением, Ваш Сарданапал Черноморов, глава Тибидохса, лауреат
премии Волшебных Подтяжек, академик».
– Как-то очень уж торжественно! Что, действительно
академик писал? – усомнилась Таня, поочередно просматривая еще несколько
открыток. Все совпадали слово в слово, за исключением, разумеется, обращения.
Ягун замотал головой так энергично, что, казалось, еще
немного – и уши захлопают его по щекам.
– Не-а. Издеваешься, что ли? Сардик только подписывал.
А писала моя бабуся. Мне самому было влом, и я провел с ней агитационную
работу.
– «Имеет место быть» – это Ягге придумала?
