Поняв, что заснуть ей не удастся, Таня встала. Струны
контрабаса, лежащего в углу, издали низкий грустный гул. Инструменту было
одиноко в темноте. Таня подошла к контрабасу и, точно успокаивая зверя,
подгладила его рукой по полировке. Контрабас затих. Перстень Феофила Гроттера
что-то сонно пробормотал и выбросил слабую зеленую искру. Таня ожидала, что она
погаснет, не прожив и двух секунд, как это обычно бывало с искрами, не
подкрепленными заклинанием, но ошиблась.
Мерцая слабо, точно светлячок, искра зависла в воздухе, а
затем медленно, толчками поплыла к камину. Затаив дыхание, Таня следила за ней.
Скользнув в камин, искра остановилась в нерешительности, а затем, подхваченная
сквозняком, взмыла вверх по дымоходу. Движимая любопытством, Таня заглянула в
камин.
Дымоход смотрел темным провалом, с другой стороны которого
едва-едва, шляпками серебряных гвоздей, поблескивали звезды. Искры уже не было
видно. Таня хотела убрать голову, но прежде, подчиняясь внутреннему порыву,
произнесла: «Фандейро».
Это простое заклинание поиска считалось заклинанием
четвертого уровня сложности и было способно обнаружить тайный ход при условии,
что таковой существовал. Гробыня и тем паче Гуня не могли его знать, так как
четвертый уровень сложности начинали осваивать не раньше магспирантуры.
Перстень Феофила Гроттера послушно выбросил искру. Тотчас заклинание
превратилось в язычок живого племени, дрогнувший и вытянувшийся в огненную
нить. Волнообразно двигаясь, как летящий ленточный дракон, огненная нить
коснулась потемневших от копоти камней камина и застыла, приняв форму одной из
рун.
Боясь сбиться, Таня обвела контуры руны пальцем. Это
требовалось сделать с первого раза. Нравная магия четвертого уровня не любила
неуверенных повторов.
Завершенная руна вспыхнула ярким голубоватым огнем, который,
перекинувшись Тане на палец, заплясал на нем. Таня, с которой это случалось
впервые, испуганно отпрыгнула, пытаясь смахнуть пламя. Безрезультатно. Огонь пробежал
по ладони, захватил запястье, добрался до локтя, плеча, сбежал вниз и спустя
несколько секунд охватил все ее тело. Боли Таня не чувствовала. От
прикосновений огня тело становилось прозрачным. Ощутив жар на щеках, Таня
вскрикнула, рванулась и… внезапно поняла, что находится уже не в гостиной.
Огненный кокон, в который она только что была заточена,
погас и распался. Таня стояла в узкой сырой комнате, которую освещал лишь
тонкий луч, бьющий из фамильного перстня рода Гроттеров.
– Я наверху… Я нашла ход… – сказала себя Таня.
Здесь, на втором этаже, было темно и неуютно. Длинная,
вытянутая комната с деревянными стропилами, дощатым полом и стенами, обитыми
отвисшей тканью. Вид у нее был нежилой. Если предположить, что и первый этаж до
вселения Гробыни выглядел подобным образом, то напрашивался вывод, что Гробыня,
благоустраивая жилище, совершила трудовой подвиг. Да и кто еще? Не Гуня же.
Сложно было представить, что этот компактный трактор был способен на что-либо,
кроме сноса лишних перегородок и выноса строительного мусора.
Подсвечивая себе перстнем, Таня прошла от одной стены к
другой. Половицы провожали ее скрипом. Сухая пыль, пахнущая голубиным пометом,
щекотала ноздри. В плотно закрытые ставни пробивался мертвенный лунный свет.
Никого и ничего. Полное запустение.
Таня сделала еще шаг и, споткнувшись, вскрикнула. Ей
почудилось, будто что-то вцепилось ей в ногу. Ушибленные пальцы сразу заныли.
Отскочив, она резко направила перстень вниз, готовая выкрикнуть Искрис фронтис.
Однако атаковать боевой искрой было некого. На полу у окна Таня увидела
расстеленную мешковину, рядом с которой лежал молоток с длинной ручкой. Вполне
заурядный молоток, о который она и ударилась.
На мешковине что-то белело. Тане пришлось долго
вглядываться, прежде чем она сообразила, что это осколки мрамора. Решив, что
осколки могут быть сглажены, Таня пробормотала защитное заклинание и присела на
корточки, перебирая их. К молотку она не прикасалась. С ним все было ясно:
молоток и молоток. Настораживало другое. Когда обычный маг хочет что-то
разбить, он не разыскивает заброшенный этаж в доме на Лысой Горе и не защищает
вход на этот этаж заклинанием четвертого уровня сложности. Тане показалось
даже, что здесь, на мешковине, осколки не одной фигуры, а двух или трех.
Таня попыталась представить, чем они могли быть прежде,
однако воображение ее зашло в тупик. Маг, наносивший удары, дробил мрамор
мелко, как мог. Таня попыталась собрать воедино разрушенные части, использовав
склеивающее заклинание Шредерус, однако это ни к чему не привело. Старый Феофил
пробурчал, что Шредерус работает только с обрезками бумаги и бумажным пеплом и
что магспирантам стоило бы знать, что заклинания, склеивающего мрамор, нет.
В ставни дуло. По улице, голодно причмокивая, разгуливал
одинокий упырь и безнадежно орал: «Который час? Почему молчите, гады?»
Обыватели отсиживались в домах, оставляя упыря в неведении.
Решив, что здесь ей делать больше нечего, Таня собралась
повторно произнести: «Фандейро» и перенестись в гостиную Гробыни. Однако,
прежде чем она это сделала, луч перстня отклонился и зацепил что-то светлое,
лежащее у дальней стены. Таня присела и подняла мраморную подушечку лапы,
пожалуй, слишком широкую для того, чтобы оказаться кошачьей. Похоже, лапа отлетела
при первом же ударе молотком.
Повертев ее в руках, Таня сунула осколок в карман.
Глава 3
Наляпы
Только тот, кто отдает, способен взять.
Йозеф Эметс
Когда внизу показался Петербург, Ягун удовлетворенно кивнул.
Он подул на замерзшую руку – перчатку с правой он недавно неудачно уронил, и
теперь она плавала где-то в Балтийском море – и, направив трубу насадкой вверх,
стал снижаться. Пылесос, израсходовавший почти весь свой бак, поминутно
принимался чихать, и Ягун с тревогой подумывал, что произойдет, если горючее
закончится прямо сейчас.
Привыкнув к компактному уюту магического мира, Ягун всегда –
особенно поначалу – испытывал легкую подавленность, сталкиваясь с бестолковой
огромностью лопухоидного мира. Пестрое излишество его бесконечных улиц, давящие
размеры многоэтажек – все это казалось ненужным, хаотичным и раздражающим.
Чем больше Ягун снижался, тем огромнее казался город внизу.
Серые вылинявшие проплешины пустырей, шершавая зелень скверов, причудливые
кривые каналов. В целом город сверху походил на макет, причем на макет,
выполненный поспешно и без особой тщательности. Ягун давно заметил, что
реальность порой выглядит менее реально, чем наше представление о ней.
Например, порой невозможно поверить, что тот серебристый червячок на другом
конце улицы – обычная водосточная труба. «Ну не бывает таких труб! И тень так
не лежит!» – сказали бы художнику. Ан нет, бывает. И труба настоящая, и
художник – жизнь.
