Пылесос снова чихнул. На мгновение мотор перестал работать,
и машина «провисла», сильно задумавшись, а не рухнуть ли ей. Но все же
передумала и вновь затрещала.
«И где я возьму в Петербурге русалочью чешую? Ничего,
нагружу Семь-Пень-Дыра. Он же сам – хи-хи! – пылесосолюбитель. А
пожадничает – останусь у него гостить на неопределенное время. Э? Тут уж он
зачешется!» – бодро подумал Ягун.
То, что пылесос едва не упал, ничуть не поколебало бьющей
через край жизнерадостности играющего комментатора. Выбрав подходящую крышу,
Ягун опустился и, заглушив пылесос, слез. Разминая ноги, подошел к краю, глянул
вниз и присвистнул, подумав, что этот дом, пожалуй, выше Большой Башни
Тибидохса. Скрыв пылесос заклинанием невидимости, Ягун разместил его в
безопасном месте, где на него не могли натолкнуться даже случайно.
Висячий замок, запиравший чердачную дверь, отвалился от
единственной зеленой искры. Еще одна искра вернула его на место. Спустившись
вниз в лифте, Ягун вышел из подъезда и осмотрелся.
Он представления не имел, в какой части города находится, но
это его не тревожило. Недаром говорят, что язык до Киева доведет. Это обычный
язык. Язык же играющего комментатора был способен довести (а то и завести)
вообще куда угодно.
– Ну Семь-Пней-и-Дыр! Надеюсь, ты меня ждешь, потому
что я все равно приду! – сказал Ягун.
Он обладал уникальной способностью любое поручение превратить
в цирк, а из любого важного мероприятия устроить фарс.
Час спустя Ягун был на месте. Семь-Пень-Дыр жил в одном из
тех типично питерских дворов-колодцев, которые вызывают дикую тоску по солнцу.
Во двор вела арка. Еще одна арка, зарешеченная незапертыми воротами, помещалась
слева, после чего, не мешкая, требовалось свернуть опять-таки налево, чтобы не
пролететь мимо двери подъезда.
– Если Лоткова спросит меня, куда я ходил, скажу, что
ходил налево! Причем целых два раза! – произнес Ягун, довольный своей
шуткой.
Громыхающий старинный лифт с открывающимися вручную дверями
поднял его на пятый этаж. На огромной площадке было всего две двери, одна из
них была обита чем-то вроде простеганной ваты, которую квадратиками
перехлестывала проволока. Такие двери порой можно еще встретить в старых домах.
Другая дверь, в душе железная и громыхающая, снаружи маскировалась кокетливыми
деревянными планочками.
И хотя ни на правой, ни на левой двери не было номера,
интуиция подсказала Ягуну, что дверь Семь-Пень-Дыра именно первая, старомодная.
Несмотря на внешнюю непрактичность и рассеянность,
заставлявшую его вечно путать соль с сахаром, Сарданапал был маг прочномыслящий
и стратегически расчетливый. Это свойство характера и заставило его некогда скупить
в крупных городах России большое количество хороших, хотя и неброских квартир и
раздавать их завершившим обучение ученикам Тибидохса. При желании выпускники
могли переезжать из города в город, не задумываясь о таких мелочах, как крыша
над головой. В одной из таких квартир и поселился Семь-Пень-Дыр.
Ягун некоторое время безуспешно искал звонок. Так и не
обнаружив ничего похожего, он пожал плечами и хотел постучать, но тут дверь
сама открылась рывком. Здоровенная рука сгребла Ягуна за ворот комбинезона и
втащила в комнату.
– Ну что, попался? Думал нас обмануть? – прорычал
голос.
– Что вам надо, мамочка моя бабуся? – спросил Ягун
непонимающе.
Ему, магу, показалось бредом, что на него могли напасть. И
главное – кто? Лопухоиды!
– Что, отрекаемся? Сейчас вспомнишь! – тяжелая
рука не то шлепнула, не то мазнула Ягуна по лицу. Ноздри сразу забило смрадом.
Плотные шторы были задернуты. В квартире царил полумрак. Все
же Ягун сумел различить три массивные фигуры. Его проволокли по коридору и
втолкнули в комнату. Ягун рванулся и вскинул руку с перстнем, собираясь
крикнуть: «Искрис фронтис», но не успел. Чья-то жесткая, как подошва, ладонь
зажала ему рот, в то время как кто-то с нежной опытностью карманника сдернул со
среднего пальца магический перстень. В последний миг Ягун согнул палец, чтобы
не позволить кольцу ускользнуть, но кольцо все же сорвали, ободрав ему
последнюю фалангу пальца до крови.
Ягун попытался вцепиться в ладонь зубами и рвануться за
перстнем, однако не успел. Ему дали могучую затрещину, мгновенно спутавшую все
его мысли, и как кучу ветоши отбросили в угол. Вспыхнул свет. Ягун воззрился на
нападавших. Комната запрыгала у него перед глазами пестрым рисунком обоев.
Редкими зубами оскалилась батарея. Но не это заставило Ягуна ощутить себя
полным психом. У трех фигур, сгрудившихся вокруг него, существовала одна общая
черта, заключавшаяся… в полном отсутствии всяких черт.
Говоря совсем просто: у тех, кто напал на Ягуна, не было
лиц. Глаза, нос, уши, брови, лоб, волосы – все эти привычные детали заменял единственный
овал с длинной ротовой прорезью. Внутри этой прорези помещался бело-розовый
мускульный шевелящийся отросток. Изредка рот распахивался – точно расползались
края раны, и отросток выглядывал наружу. Да, это был язык, но язык необычный,
потому что завершался он глазом.
С полминуты Ягун пребывал в замешательстве, пока наконец
память не пришла ему на выручку. Он вспомнил, что Медузия как-то рассказывала о
наляпах, которых темные маги творят из обрезков ногтей, сырого теста и болотной
жижи. Наляпы обладают чудовищной силой, не ведают страха и отлично справляются
с несложными поручениями. Правда, долго они не живут и через три-четыре дня
рассыпаются, однако всегда можно «наляпать» новых наляпов. Отсюда, собственно,
и взялось слово. Помнится, он, Ягун, прохихикал тогда всю лекцию, выбирая
момент, чтобы безопасно спросить у Медузии: нельзя ли переименовать наляпов в тяпляпов?
Теперь, однако, ему было совсем не смешно.
Один из наляпов сжимал в ладони Ягунов перстень, изредка
открывая рот, чтобы с беспокойством посмотреть на него языком-глазом. Ягун
отлично понимал, в чем проблема. Магический перстень, оказавшийся в чужих
руках, разогревался и обжигал. Боли наляп явно не испытывал, однако с пальцев
его капала болотная жижа. В свободной руке наляп держал короткую дубинку, край
которой опоясывали два медных обруча с шипами. Оружие страшное в ближнем бою.
Похоже, из троих наляпов этот был старший.
В памяти Ягуна, обладавшей редким даром хранить все неважное
и начисто выбрасывать все мало-мальски значимое, наконец всплыло заклинание
против наляпов.
«Прогорклюс!» – хотелось крикнуть Ягуну, однако пока
перстень был не на руке, рисковать не стоило. Если искра и возникнет, что
далеко не гарантированно, она будет недостаточно яркой, чтобы изгнать наляпов.
