Медный котел, в котором давно что-то целеустремленно
возилось, скатился на пол. Из опрокинутого котла вырвалась огненная комета и,
прочертив дымный хвост, врезалась в стену. Отскочила от нее, как резиновый мяч,
и ударилась в противоположную стену. От стены комета спружинила в потолок, а
оттуда, едва коснувшись пола, вновь в стену. Дракон перемещался с такой
безумной скоростью, что Таня не могла его разглядеть, лишь кашляла от едкого
серного дыма. Что-то восторженное и бестолковое носилось у нее перед глазами,
хлопало крыльями, путало своей суетной стремительностью.
– Девятнадцать… – сказал Ванька, опытным глазом
следя за дракончиком.
– Что девятнадцать?
– Девятнадцать раз врезался… Обычно после тридцатого
бумканья он немного успокаивается… Уже двадцать… даже двадцать один… –
поправился Валялкин.
Однако сегодня у Тангро был, как видно, длинный завод. Лишь
после сорокового «бумканья», оставившего на стене след копоти, дракон немного
устал. Точнее, не устал, а решил взять перекур. Он приземлился на пол рядом с
печью и, сунув морду в банку с ртутью, принялся жадно лакать, высовывая
раздвоенный, как у змеи, язык.
– А он симпатичный! Как ты думаешь: это он или
она? – спросила Таня.
– У драконов пол непросто определить, но почти уверен:
он. Нахальный такой парняга! – сказал Ванька с любовью.
* * *
На обед была фасоль и квашеная капуста. И то и другое Ванька
приготовил сам, без магии. И ничего, что фасоль немного пригорела, а у капусты
был водянистый вкус.
– Это потому, что я использую заклинания роста. Иначе
кочаны были бы мелкие, как горох, – с сожалением сказал Ванька, кивая во
двор, где у дома на грядке лежало нечто, похожее на мячи для слоновьего
футбола.
Таня кивнула. Интересно, хватает Ваньке еды? Помнится, в
детстве он мог съесть целый супермаркет и даже дубинки охранников, пытавшихся
его остановить.
– Ты не голодаешь в своем медвежьем углу? –
спросила она.
– Не-а, не голодаю!
Таня недоверчиво оглядела его.
– Ты очень худой и бледный! Просто скелет, родственник
Дырь Тонианно.
Ванька засмеялся.
– Я очень выносливый и жилистый скелет.
– Все скелеты так думают. Это у них такое
распространенное заблуждение. Смотри, заработаешь себе язву желудка, как
Поклеп, и у тебя сделается такой же характер. Тогда я тебя брошу, –
пригрозила Таня.
– Милюля же не бросила Поклепа. И вообще нет у него
никакой язвы, – сказал Ванька.
– Почему это?
– Как-то я случайно слышал его разговор с Сарданапалом.
Все дело в черной дыре, исчезнувшей в созвездии Стрельца. Она теперь в желудке
Поклепа. Не знаю, чья эта работа. Врагов-то у Клепы выше крыши.
– Не верю. Это противоречит логике. Черная дыра… ты
хоть представляешь, что это? Она втянула бы всю Солнечную систему и не
только, – сказала Таня не слишком уверенно.
– Ты жертва науки. Наши искры тоже невозможны. Они
сверхплотные и обладают способностью преобразования материи. Логос, который
становится вещью и плотью! С точки зрения ученого, это просто тихий
ужас! – сказал Ванька.
Таня покосилась на гору книг. Полок в избе у Ваньки не было.
Книги громоздились в углах высоченными, в человеческий рост, стопками. Ванька
проявлял восхитительную небрежность, наваливая книги как попало. Огромные
энциклопедии могли лежать поверх карманных словарей. В результате многие стопки
накренились и держались лишь благодаря магии. Крайняя стопка вообще нависала
тревожно – как вопросительный знак.
Зато в другом углу, где у Ваньки были расставлены жестяные
банки с травами и зельями для ветеринарной магии, царил почти идеальный
порядок.
– Ты стал хозяйственный. Сам квасишь капусту. Грядками
обзавелся. Я даже не знаю, хорошо это или плохо… Твоя комната в Тибидохсе была
радостно-бестолковой, и я к ней привыкла, – произнесла Таня задумчиво.
– Ну не такой уж и бестолковой! – возмутился
Ванька.
Если его тибидохская комната и была на что-то похожа, так
это на лазарет. Раненые жар-птицы, финисты, ноющие кикиморки. Кого там только
не было! Впрочем, в берлоге Тарараха случались и зверушки похлеще. Чего стоил
только лев с каменной кожей, ухитрившийся поймать здоровенную занозу в язык!
Убежав из клетки, он две недели носился по лабиринтам Тибидохса, охотясь и
вселяя страх в учеников.
Ванька налил Тане кофе. Присмиревший дракон лежал на столе
рядом с кофейной туркой и изредка выдыхал колечки дыма. В эту приятную, тихую,
блаженную минуту, когда по всему ее телу разливались покой и довольство, Таня
решилась задать вопрос, который давно был для нее самым важным.
– И как, нашел ты себя? Не жалеешь, что не остался в
Тибидохсе? – спросила она.
– Нет, не жалею.
– И… э-э… ни о чем не жалеешь? Ведь там была бы я?
– Ты же приедешь ко мне после магспирантуры? Разве нет?
А я тут пока все расчищу… Есть у меня идейка завести пару лошадей и, возможно,
козу. Здесь неподалеку, километрах в сорока, живут парень и девушка из Москвы…
У них есть лошади. Они мне осенью обещали жеребенка, – сказал Ванька.
– Парень и девушка? Маги? – спросила Таня,
медленно, как удав кролика, переваривая слова Ваньки.
Ей приехать сюда? В чащу? К медведям? Ей стало жутко от
таких перспектив. И как могли ее родители Леопольд и Софья жить в такой же
глуши, как эта? Здесь тесно, неинтересно, не происходит ничего яркого,
волнующего. Неужели она позволит Ваньке затащить себя сюда? Что она тут будет
делать?
– Нет, не маги, обычные люди. Они в Москве все бросили
и приехали сюда. Купили развалюху, приложили руки, неплохо отстроились. Сейчас
у них три лошади, две коровы и несколько коз. Есть еще куры, гусыня и крыса,
которая живет на воле. Они привязали ей на шею колокольчик, чтобы отличать от
крыс, которые… ну которые, в общем, всегда жили на воле, – сказал Ванька
не без зависти.
– Хм… И часто ты у них бываешь? – ревниво спросила
Таня.
– Где-то раз в месяц. Если пешком, то к ним добираться
день и еще полдня. Но я обычно летаю на пылесосе. Прячу его где-нибудь в чаще,
километрах в трех-четырех… – сказал Ванька.
– Но если ты заведешь лошадей и козу, ты же вообще
никуда отсюда не денешься. Будешь сидеть здесь как привязанный, – заметила
Таня.
