– Еще была папка… – машинально сказал Ягун.
– Что? – не понял Глеб.
– Когда ты впервые прилетел в Тибидохс, у тебя, кроме
трости, были рюкзак и папка с картинами.
Лицо Глеба стало грустным. Он быстро оглянулся на Лизу. Ягун
заметил, что при упоминании папки Зализина неприятно напряглась.
– Той папки больше нет. Мы с Глебушкой выбросили ее
вместе со всеми картинами. Она занимала много места, а квартира у нас
маленькая, – сказала Лизон.
Ягун покосился на коробки, которые занимали гораздо больше
места. Глеб перехватил его взгляд.
– Да и вообще я больше не рисую. Настроения как-то нет.
Рюкзак же где-то на антресолях. Хочешь посмотреть? – примирительно
предложил он.
Ягун сказал, что не хочет. И зачем он заговорил о папке? Он
уже жалел, что у него такая хорошая, цепкая на детали память.
– Какие новости, Ягун? Или тебя послали убедиться, как
нам с Глебом хорошо? – подозрительно спросила Зализина.
Играющий комментатор ощутил, что Лизон его не любит. Он,
Ягун, неразрывно связан для нее с Таней и Ванькой. Не затягивая, Ягун вручил
Глебу и Лизе приглашения. Бейбарсов прочитал и спросил, увидит ли он Аббатикову
и Свеколт? Ягун заверил его, что, скорее всего, да. Глеб кивнул. Зализина же и
читать свое приглашение не стала, только искоса взглянула, и оно вдруг
покрылось могильной плесенью.
– Ты чего, Лизон? Не хочешь в Тибидохс? – удивился
Ягун.
Зализина уклонилась от прямого ответа.
– И эта тоже там будет? – спросила она.
– Кто эта?
Лиза не ответила. Затянувшееся молчание спас телефонный
звонок. Бейбарсов снял трубку. Ему что-то сказали.
– А с кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста! –
попросил Глеб.
Ему ответили.
– Ваш ответ неинформативен. Так с кем я говорю? –
мягко повторил Глеб.
Ему снова пояснили, еще более доходчиво. Пожав плечами,
Бейбарсов на мгновение сжал левую руку в кулак. Затем осторожно повесил трубку
на рычажки.
– Кто это был? – спросил Ягун.
– Не знаю.
– Как это?
– Знаешь, что он сказал, когда я снял трубку? «Ты кто?»
Сильно, да? Звонит незнакомому человеку и спрашивает: «Ты кто?» Когда же
просишь представиться, начинает хамить. Можно подумать, номером ошибся я, а не
он, – терпеливо пояснил Бейбарсов.
– Слушай… а что ты сделал? Он хотя бы жив? –
спросил Ягун.
– С ним все будет прекрасно… замечательно… только одно
«но». Отныне даже после слова «дурак» его будет тошнить желчью, – холодно
пояснил Бейбарсов и посмотрел на свои розовые, очень аккуратные ногти, о
чистоте и форме которых он явно заботился.
«Быть можно дельным человеком и думать о красе
ногтей», – вспомнил играющий комментатор Пушкина. У самого Ягуна были
ногти механика, который часто чинит пылесос и вдобавок забывает дома
плоскогубцы.
Зализина мало-помалу оттаяла. Она вдруг сообразила, что Ягун
еще не видел ее квартиру. Экскурсию она начала с ванной, где показала внуку
Ягге автоматическую стиральную машину, которая, судя по подозрительному
бульканью у нее в утробе, переваривала какое-то бельишко.
– Глебушка у меня хитрый! Он забросит трусики в
машинку, а сам лежит на диване и говорит, что стирает, – с нежностью
сказала Зализина.
Бейбарсов и Лиза ласково посмотрели друг на друга и
поцеловались, как два голубка. Ягуну стало как-то приторно. «Вон он, локон
Афродиты, когда аукнулся!» – подумал он. Ему захотелось брякнуть что-нибудь
ехидное, но он передумал. Все-таки Бейбарсов был некромаг. У некромагов же с
чувством юмора неважно.
– А вот с трикотажем наша машинка плохо дружит. Вещи
жесткие становятся. Глебушка мой майки не любит после машинки надевать.
Говорит, у него спина чешется, – продолжала ворковать Зализина.
Заметив, что Ягун хихикнул, Бейбарсов без восторга посмотрел
на него.
– Что? Смешно? – мрачно спросил некромаг.
– Да нет… просто слово забавное, – спохватился
играющий комментатор.
– Какое слово?
– Э-э… Трикотаж! Смотри: трехкотаж… трехмышаж…
двухслоняж…
– Больше не смейся, а то однотруппаж будет! –
предупредил Глеб.
Вслед за машинкой Ягуну была продемонстрирована и прочая
бытовая техника. Ягун скучал. Бейбарсов улыбался загадочно, как мужчина,
прекрасно осознающий, что его любимая не Сократ и не Софья Ковалевская.
– Разорвите меня конями… сожгите на костре, но я все
равно не буду жарить Глебушке котлеты на этом масле! В нем холестерин! Пусть
меня лучше в вулкан бросят, пусть изрежут острыми ножами! – стонала с
негодованием Зализина тем самым голосом, которым раньше говорила: «А Танечка?
Не всю кровь еще из Ванечки выпила?»
А между тем она всего лишь показывала Ягуну новую
сковородку.
– Лиза, ты увлеклась! Поставь-ка, родная моя, чайник!
Ягун только что с дороги! – мягко, но настойчиво сказал Бейбарсов.
Это был не приказ, но уже и не совсем просьба. Лиза
спохватилась и, попутно рассказывая что-то о чайнике, помчалась ставить воду.
Ягун сразу повеселел, сообразив, что здесь его, во всяком случае, накормят.
Чутье не подвело. Накормили его недурственно. Настолько недурственно, что Ягун
всерьез задумался, поднимет ли его пылесос. Половина индейки, креветки, крабы,
клубника и чуть ли не двадцать пачек чипсов нашли свое последнее пристанище в
желудке играющего комментатора.
– Где вы это все берете? – спросил Ягун.
Бейбарсов неохотно пояснил, что продукты сами переносятся из
ближайшего супермаркета по мере того, как в холодильнике образуется вакуум.
– Какой вакуум? – не понял Ягун.
– Ну там… скажем, съел ты палку колбасы, и в
холодильнике образовался вакуум ровно на палку колбасы! Правда, для того чтобы
продукты сами переносились, Глебушке пришлось затолкать в морозилку разобранный
скелет проворовавшегося снабженца, так что ты морозильник лучше не открывай! Мы
им стараемся не пользоваться! – пояснила Зализина.
Бейбарсов укоризненно посмотрел на Лизу и сложил из салфетки
двухпалубный пароход. Сам он ел мало. Как заметил Ягун, ограничился только
бифштексом с кровью, который едва поджарил на сковороде.
