– Ты не думал, почему все цепляются к тебе, а не
цепляются к какому-нибудь Васе, у которого три раза в день лопаются сзади
брюки? Или к Зое, у которой передние зубы торчат изо рта? Или к Роме, у
которого уши в последний раз мыла акушерка в роддоме? Что, у них придраться не
к чему? – продолжал он.
– Думал, – убито кивнул Коля Кирьянов.
– И что? А причина, брат ты мой, в том, что и Вася, и
Зоя, и какой-нибудь Петя, у которого все лицо сплошной прыщ, плевать хотели на
свои недостатки. Они их не скрывают и не комплексуют. Им не больно, и
несчастным пиявкам не к чему присосаться. Ясно тебе?
Коля Кирьянов задумался. Его глаза-тарелки провернулись в
орбитах. Ягун попытался уследить за зрачком, но подумал, что сделает это в
следующий раз.
– А тебя в детстве дразнили, Ягун? – спросил Коля.
– Разумеется. Видишь, какие у меня уши? А я вот рад,
что не вижу их. Кроме того, у моей бабули – ты к ней в магпункт не попадал
еще? – была кошмарная привычка заявляться на урок, вытирать мне платком нос
и совать в руку какую-нибудь сосиску в салфеточке. Только вообрази, как все
ржали! – с негодованием сказал Ягун.
Коля Кирьянов понимающе закивал.
– Поначалу я жутко переживал, лез в драку, а потом
махнул на это рукой. Когда меня сильно доставали, я спокойно говорил: «Да, я
такой! Я помешан на пылесосах и драконболе. Да, у меня торчат уши и бабуля у
меня здесь, в Тибидохсе… И если тебе нечего больше сказать, иди и придумай
что-нибудь новенькое!» – заявил Ягун.
– И что, отстали? – с надеждой спросил Коля. Голос
у него звучал недоверчиво. Неужели великолепного Ягуна, гордость всей школы,
могли дразнить?
– Мало-помалу отстали, хотя и не в один день. Главное
внутри оставаться спокойным и верить в то, что говоришь. Тупое заучивание
фразочек тут не спасет. Люди слышат не слова, а то, что за словами. Правда, у
меня еще искра была горячая, да только до твоего смеха ей далеко… Эй, сейчас же
перестань радоваться! – завопил Ягун.
Однако рот Коли Кирьянова уже расползался в счастливейшей из
улыбок, а вместе с этой улыбкой раздувался и сам Ягун.
– Я сейчас расхохочусь! Мне так хорошо! –
предупредил Коля.
– Хорошо ему?.. А другим должно быть плохо? Прекрати
сейчас же! Эй, огорчайся немедленно, а то косоглазым назову! –
забеспокоился Ягун.
– А мне все равно, я не обижусь… Сам Ягун поговорил со
мной! Я так счастлив! – сказал Коля.
Рот его становился все больше, а в груди назревал
неостановимый вулканический звук.
– Счастлив он! А мне что делать? Ты же меня
убьешь! – всполошился Ягун.
Он уже просек, что против смеха и слез этого первокурсника
не существует магических блокировок.
– Убегай, Ягун! Секунд десять я продержусь… Если ты
будешь далеко – уже не страшно! – сказал Коля.
Он зажимал себе рот рукой, но все равно кашлял от смеха. Не
заставляя себя просить дважды, Ягун бросился бежать по лестнице. Он мчался в
темноте, высоко вскидывая колени, как укушенный оводом орловский рысак, и
думал, что давно пора включить бег по лестнице в олимпийские виды спорта.
Время, этот вечный бухгалтер со старыми счетами, неумолимо перекидывало костяшки
секунд. Ягун взлетел уже на три пролета, когда волна смеха нагнала его и
толкнула в спину. Наполненный смехом как воздушный шар, Ягун взлетел еще на
пролет. Здесь магия Коли Кирьянова наконец отпустила его.
Внизу что-то грохотало, тряслось и стонало, точно лава
Тартара прорвалась из Нижнего Подземья. Своды Тибидохса ходили ходуном в руках
у атлантов. По Залу Двух Стихий, рассыпая золотые искры и теряя перья, носились
переполошившиеся жар-птицы.
– Перспективный мальчик! Он потряс мое воображение. Надо
будет шепнуть Соловью, чтобы взял его в команду. Это будет наше секретное
оружие против Кэрилин Курло, – проворчал Ягун.
Придирчиво присмотревшись к себе, играющий комментатор
убедился, что жив и здоров. Он удовлетворенно кивнул и, размышляя в разной последовательности
о Зербагане, Медузии и милом первокурснике Коле, продолжал подниматься.
Глава 8
Пять искр для берсерка
– Детки, кто будет изображать зайчиков – поднимите
руки! Все остальные будут мамонты!
Старая детсадовская игра
Без дальнейших приключений Ягун добрался до Жилого Этажа. В
гостиной он увидел Шурасика и Ленку Свеколт. Сидя на поцелуйном диванчике (как
прозвал его Ягун), они сердито смотрели друг на друга и спорили о сублимации
этической магии в эмпирическом пространстве. При этом Свеколт придерживалась
мнения, что сублимация происходит во всех случаях, а Шурасик – что только в
случае ассимиляции согласных звуков в заклинаниях, возникших не ранее второго
падения редуцированных. Спор, поначалу мирный, приобретал все более острые
формы.
Свеколт уже назвала Шурасика «упрямым ослом». Он в свою
очередь предположил, что она ведет линию родства от редкого животного
«утконос». Ягун громко кашлянул, оповещая влюбленных о своем прибытии.
– Я не подслушивал. Я просто прокрадывался мимо.
Ребята, вы не виделись год! Неужели нельзя не ссориться? – спросил он.
– Про год – спорное утверждение. Мы не виделись триста
шестьдесят два дня… – сказал Шурасик.
– Триста шестьдесят три дня! – уточнила Свеколт.
– Два!
– ТРИ, дорогой!
– ДВА, милая! Триста шестьдесят два! Есть такое
замечательное число. Если ты встречаешь его впервые, загляни в
справочник! – не выдержал Шурасик.
– Бабуин!
– Утконосиха!
– Хам! И библиографии не знаешь! – пискнула
Свеколт.
– Я? Я не знаю? Да я сам ходячая библиография!
Ягун хотел вмешаться, но милая парочка уже успокоилась сама
по себе. Играющему же комментатору пришло на ум, что это уже не первый их спор
и даже не десятый. И если они вместе до сих пор, значит, будут вместе всегда.
– Я считал только полные дни. Ты же взяла в расчет пять
часов новых суток и округлила их до полного дня. Это и объясняет
расхождение, – остыв, миролюбиво сказал Шурасик.
Свеколт кивнула. Однако, в отличие от Шурасика, она еще
немного кипела.
– Иногда ты говоришь здравые вещи. К сожалению, это бывает
редко. В целом ты склонен к излишней абсолютизации проблем, которые изначально
не стоят выеденного яйца.
