– Протестую! В нашей предпоследней дискуссии ты
утверждала, что сублимация универсальна! И после этого ты еще набираешься
нахальства заявлять, что это я абсолютизирую! – возмутился Шурасик.
– А вот и не подеретесь! – сказал Ягун с сильным
желанием опровержения.
Однако опровержения не последовало. Шурасик и Свеколт
действительно не подрались, хотя сразу же, даже не дождавшись, пока играющий
комментатор уйдет, затеяли спор, магом какого уровня Ягун является и имеет ли
он перспективы повысить уровень.
Свеколт утверждала, что Ягун – маг третьего уровня и выше
ему не подняться: «Это его потолок!» Шурасик же великодушно допускал, что со
временем, если Ягун будет трудиться, то, возможно, дорастет и до четвертого.
– Если. Но он не будет трудится, – недоверчиво
фыркнула Свеколт.
Ягун поспешил удалиться. «И откуда эта Ленка знает,
занимаюсь я или не занимаюсь? И в голове у меня вроде как не щекотало! Одно слово:
некромаги», – подумал он с досадой.
Постучав в дверь Таниной комнаты условным стуком, Ягун не
получил ответа и понял, что в комнате никого нет. Он в задумчивости повернулся,
размышляя, где их искать, и вдруг увидел Таню и Ваньку. Они шли ему навстречу,
держась за руки, слегка помахивая ими, как в игре «мирись-мирись».
– А кусаться нам нельзя, потому что мы друзья! –
громко сказал Ягун.
– Кусаться? Зачем? – недоуменно переспросил
Ванька.
На Ягуна уставились четыре непонимающих глаза. Играющий
комментатор понял, что только что вернул Ваньку и Таню с облаков на грешную
землю.
– Не обращайте внимания, друзья мои! Озвученный мной
образ был результатом предшествующих ассоциаций, которые, боюсь, вам непросто
будет постигнуть на данном витке ментального развития. Так-то, мамочка моя
бабуся! Держите ложки и дуйте на кашу! – покровительственно сказал Ягун.
Таня посмотрела на него с тревогой и спросила, не бредит ли
он. Ягун заверил, что он вполне здоров, просто его только что покусали Шурасик
и Свеколт, что, увы, не прошло бесследно.
Огнеупорная сумка, висевшая на бедре у Ваньки, зашевелилась.
Сквозь горловину, стянутую веревкой, наружу высунулся длинный раздвоенный язык.
Ванька озабоченно потрогал внешний край сумки, проверяя, не нагрелась ли она.
– Ягун, ты знаком с Тангро? – спросил он.
– Ага. Я его видел, когда встречал тебя на стене.
Прекрасный переносной огнемет! Можно брать с собой на драконбол в качестве
карманной артиллерии, – одобрил Ягун.
– Он чем-то сильно встревожен. Никак не успокоится. Мне
это не нравится, – сказал Ванька.
– Разве? Мне показалось, что он у тебя всегда такой…
э-э… дерганый маленько, – с некоторой опаской произнес Ягун.
Ему вдруг вспомнилось, как в детстве Валялкин крепко
обиделся и полез в драку, когда он, Ягун, нелестно отозвался о страдающем
лишаем щеночке Цербера. Щенок, лежа в корзине, меланхолично пускал
серно-кислотные слюни, делая паузу лишь для того, чтобы попытаться откусить
кому-нибудь нос. Но Ванька считал его самым красивым и добрым на свете.
Однако сейчас Ванька в драку не полез. Все-таки взросление
наделяет людей мудростью. Хотя бы в теории.
– Нет. Тут что-то другое. В сумке он обычно
успокаивался… – сказал он озабоченно.
– Может, ощущает близость Гоярына и хочет показать ему,
где хмыри ночуют? Типа пойду надраю чешую старому дяде, чтоб не занимал мое
место на Олимпе? – предположил Ягун.
– Тангро – Гоярыну? Маловероятно. Да и не учуял бы он
его так далеко, – с сомнением сказал Ванька.
Больше к разговору о драконе он не возвращался, хотя временами
и косился на сумку, которая прыгала так, словно в ней в смертельной схватке
сцепились коты.
– Смотаемся в Башню Привидений? Там есть два камня с
душами влюбленных. Говорят, на рассвете можно услышать, как они зовут друг
друга! – предложил Ягун.
Мысль отправиться туда посетила его стихийно, как, впрочем,
и большинство других мыслей.
– Откуда ты знаешь? – спросила Таня ревниво.
Она собирала все предания Тибидохса, однако про души
влюбленных слышала впервые. Не исключено, что оно возникло только что в богатом
воображении Ягуна.
– От бабуси услышал. В начале двадцатого века двое
старшекурсников Тибидохса – юноша и девушка – отправились в Башню Привидений и
там поклялись ее камнями, что будут любить друг друга вечно. Поклялись и забыли
о клятве. А после окончания Тибидохса его призвали в магмию и послали куда-то в
Тартарарынск стоять боевым дозором. Она осталась в магспирантуре и влюбилась в
молодого преподавателя. Да и он не промах. В Тартарарынске стоял-стоял боевым
дозором, да и достоялся – увлекся местной ведьмочкой… А еще через год юноша и
девушка случайно встретились, поняли, что они совсем чужие и даже говорить им
не о чем. И вот когда они на прощание случайно коснулись рук друг друга, вдруг
что-то загрохотало, двенадцать молний ударили в одну точку, и их души оказались
в камнях Башни Привидений… Даже Сарданапал бессилен. Такая вот штука! –
сказал Ягун.
– Это жестоко, – заметила Таня, почему-то невольно
вспоминая Бейбарсова.
– Магическая клятва есть магическая клятва. Никто их за
язык не тянул ее давать. Семь раз промолчи – один раз крякни, – резонно
ответил играющий комментатор.
– Все равно грустно как-то.
– Грустно – не грустно – это уже из оперы про белого
барашка, которого волк не спросясь съел. Жизнь есть жизнь. И лично я, Ягуний
Птолемей Селевк Первый, не с силах ничего изменить, – торжественно заявил
играющий комментатор.
Ванька хмыкнул. У него были основания сомневаться, что Ягуна
действительно так зовут. Хотя, с другой стороны, потомственные маги способны на
многое.
– А почему нам раньше никто не говорил об этих
замурованных эйдосах?
[3]
– с подозрением спросил Ванька.
– Маленькие были. И потом сам знаешь нашу публику. Все
бы стали бегать туда по ночам, слушать камни, охать-ахать… Бабуся уверена, что
нашлось бы немало ослов и ослиц, которые, желая испытать силу собственной
любви, дали бы такую же клятву и через пару сотен лет Башня Привидений была бы
нашпигована эйдосами под завязку… Ну так что, идем? – нетерпеливо
предложил Ягун.
Ванька был не против, хотя в его мыслях играющий комментатор
прочитал, что куда с бульшим удовольствием он посетил бы Башню Привидений
вдвоем с Таней, без Ягуна.
