«Разумеется, кувалда – это я. А скрипка сама Лизон», –
подумала Таня.
– Скрипка – это мой Глеб. Он такой чуткий, такой
ранимый… Ты ему не подходишь! – продолжала Зализина.
Поняв, что не угадала, Таня смутилась. Зализина истолковала
это по-своему.
– Что, проняла я тебя? – спросила она ласковым
тоном следователя, произносящего: «Сознаваться будем?»
– Проняла, – заверила ее Таня.
– И сразила?
– Ухлопала на месте.
Зализина склонила голову набок.
– Все ехидничаешь, Гроттер? А ведь без Глебушки моего
жить не можешь? – спросила она задушевно.
– Не могу, – в тон ей сказала Таня и тотчас
пожалела о своих словах, потому что заметила, что Бейбарсов смотрит на нее. Что
смотрит – это еще полбеды. Главное – как смотрит.
Сказала она это в шутку, чтобы позлить Зализину, да вот
только у Бейбарсова, как у истинного некромага, с чувством юмора было сложно.
Он жил слишком всерьез. Таня подумала, что если в шутку сказать овчарке «фас!»,
то очень может быть, что шутку она поймет не раньше, чем от кошки останется
одно плачевное воспоминание.
– Хватит! Я пришла сюда не за этим! – сказала Таня
с досадой.
– А зачем? – поинтересовалась Лизон.
– Я хочу поговорить с Глебом наедине!
Зализина застыла.
– С ГЛЕБОМ? – визгливо спросила она.
– Да.
– НАЕДИНЕ? – произнесла Лизон еще визгливее.
Стакан на столе разлетелся осколками, хотя к нему никто не прикасался.
– Если ты не возражаешь, Лизон!
Таня согнула в локте руку, уверенная, что ей придется
блокировать атакующие искры. Но Лизе суждено было еще раз удивить ее. Она
действительно выпустила искру, но не в Таню, а в заговоренную дверь и, вышибив
ее, вышла в коридор.
– Надеюсь, открытая дверь вам не помешает! Голубки,
блин, козлиные! – произнесла она сквозь зубы.
Таня с Глебом остались одни или… почти одни. Даже
удалившись, Зализина продолжала незримо стоять между ними. Прожженная дверь
удушающе дымила. Избегая взгляда Бейбарсова, Таня подошла к окну якобы для
того, чтобы не дышать дымом, и рассказала Глебу о Тангро и Зербагане. Глеб
слушал ее внимательно и спокойно.
– Да я слышал о пелопоннесских драконах… У нашей
старухи (так он называл ведьму, передавшую им дар) были свои мысли на этот
счет, – сказал он.
Таня быстро повернулась к нему. Ну и дела! Мир не просто
тесен. Мир – это автобус в час пик.
– Какие мысли?
Глеб подозрительно оглянулся в пустоту.
– Она говорила, что пелопоннесские карликовые драконы
вороваты, как сороки. Не исключено, что один из них зацапал, что ему не
принадлежало, и кто-то из-за него сводит счеты со всеми.
– Но что дракон мог украсть?
Бейбарсов передернул плечами:
– Не знаю. Что-то важное, надо думать.
– Мы считаем, что на драконов охотится Зербаган. Помоги
нам поймать его, когда он нападет на Тангро, – сказала Таня.
Бейбарсов испытующе смотрел на нее. По его губам бродила
странная улыбка. Тане почудилось, что он постепенно освобождается от магии
локона. И еще почудилось, что имя Зербаган хорошо знакомо Глебу. Знакомо в
гораздо большей степени, чем самой Тане, Ваньке или даже Сарданапалу.
– Так ты поможешь нам? – спросила Таня
нетерпеливо.
Глеб подошел к ней и коснулся ладонью ее щеки.
– Обязательно помогу. Но не нам, а тебе, – заверил
он ее.
* * *
Народ стал собираться в Зале Двух Стихий задолго до восьми
часов. Таня, появившаяся там с Ванькой в половине девятого, застала торжество в
самом разгаре.
В окружении пестрой стайки девиц разгуливал Жора Жикин,
похожий на ощипанного павлина. «Каждый мужчина должен снести дом, спилить
дерево и родить на стороне сына!» – говорил он. Младшекурсницы слушали и
хихикали. Им было пока что смешно.
Жанна Аббатикова задумчиво разглядывала Конька-горбунка,
словно прикидывая, сколько мешков можно на него навьючить. Семь-Пень-Дыр
сноровисто скользил в толпе, что-то шепча то одному, то другому. Комбинировал,
надо полагать. Верка Попугаева, накрашенная как официантка в кафе для
дальнобойщиков, активно кокетничала с Кузей Тузиковым. Тузиков томился и ждал
ужина. За минувший год он в рекордные сроки обзавелся животиком, небольшим,
очень благополучным животиком, похожим на рюкзачок.
– Заматерел! – говорил о нем Ягун.
Ленка Свеколт, размахивая руками, спорила о чем-то с
Шурасиком. Предмет спора был, как обычно, самый мелочный, однако перстень
Шурасика уже раздраженно постреливал красными искрами.
Малютка Клоппик, пойманный с ящиком динамитных шашек, был
отправлен Медузией спать под караулом из семи циклопов. Циклопы тащились за
Клоппиком ужасно уныло. Вынужденные сопровождать Клоппика, они были лишены
возможности проверять регистрацию магических перстней и таким образом
оставались без заработка.
Высоченный Генка Бульонов держался рядом с круглой Пипой.
Вторые дядя Герман и тетя Нинель. «Природа не очень ценит разнообразие»,
подумала Таня, когда на глаза ей попалась эта парочка.
Дуся Пупсикова приветствовала Таню оживленно и радостно.
Однако оживление ее, по ощущению Тани, было преувеличенным. Пупсикова явно
чувствовали себя неуютно в толпе. Зато Ритка Шито-Крыто вообще не замечала
толпы. С наушниками, в которых гремела музыка, с блокнотом, в который она по
ходу дела записывала что-то, Ритка существовала автономно и абсолютно сама по
себе. Должно быть, даже в переполненном вагоне она сохранила бы твердые контуры
своего «я».
– Все-таки чувство собственного достоинства – великая
вещь! Не гонор, не надутые щеки, не напускная важность – именно собственное
достоинство! – кивнув на Ритку, шепнул Ванька.
– Ты уверен, что это собственное достоинство? Может,
самодостаточность? – спросила Таня.
Она сама, признаться, нередко задумывалась, в чем секрет
Ритки.
– По-моему, это одно и то же. Тебе безразлично, какое
впечатление ты производишь на других. Но безразлично потому, что ты уважаешь
себя. Если бы ты просто махнул на себя рукой, тут было бы другое, –
заметил Ванька.
