Ягун моргнул, выбирая этот немой способ, чтобы сказать ей
«да», и раздвинул рубашку, показывая Тане зудильник, висевший на цепи у него на
шее. Они стояли шагах в пяти от Зербагана, скрытые от него широкой спиной Гуни.
– Все? Готов? – нетерпеливо спросила Таня.
– Не совсем. Дай мне стакан! – глядя в сторону,
сказал Ягун.
– Зачем?
– На спрос! А кто спросит – тому в нос!
Таня огляделась. Два молодца из ларца одинаковых с лица,
румяные, дюжие, в красных рубахах, разносили напитки. Подозвав одного, она
взяла с подноса сок себе и Ягуну.
Сделав вид, что пьет, Ягун быстро сунул в сок палец с
перстнем и, включая зудильник, выпустил искру. Это был лучший способ не
привлечь внимание Зербагана вспышкой светлой магии. Зербаган, за которым Таня
следила краем глаза, ничего не заметил, зато карлик Бобес озабоченно завозился.
Хотя он – Таня была в этом уверена – не мог видеть искры.
– Теперь я готов!.. – сказал Ягун и с широкой
улыбкой вручил ненужный стакан Демьяну Горьянову. – Пей сок, Демьян, и не
булькай! Ведь что говорят врачи? Три пачки витаминов убивают лошадь!
Удивленный Горьянов взял стакан.
– Это ты мне? – спросил он недоверчиво.
– Конечно, Демьяша! Знаешь наш социальный девиз? Все
лучшее детям, все худшее – взрослым!
Горьянов понюхал сок и, подозревая подвох, принялся разглядывать
его на свет.
– И ты туда не плевал? – спросил он.
– Ты меня оскорбляешь! Разрази менягромус, если я туда
плюнул хоть раз! – обиделся Ягун и отошел от Горьянова, жалея, что
связался с этим занудой.
Разговор с Горьяновым оказался полезен Ягуну. Увидев кислое
лицо Демьяна, с которым любому темному магу заранее было все ясно, карлик
перестал смотреть в их сторону, и Ягун получил возможность спокойно снимать.
Убедившись, что Ягун снимает, Таня толкнула Ваньку локтем:
– Ну же! Давай!
– Уже? – спросил Ванька без большого энтузиазма.
– УЖЕ!
Ванька вздохнул. Заметно было, что он не в восторге от того,
что ему предстоит сделать. Но все же он открыл сумку и выпустил Тангро. Упругим
резиновым мячом дракончик метнулся к одной стене, к другой, переполошив жар-птиц.
Сияющие птицы взлетели, как перепуганные куры, осыпав выпускников Тибидохса
пылающими перьями. Тангро остался чрезвычайно доволен. Мгновенно изменив свои
планы, он принялся гоняться за жар-птицами. Те спасались от него, забиваясь под
ноги атлантам.
Распугав жар-птиц, пелопоннесский малый описал круг над
головами у выпускников. Это произвело фурор. Кто-то присвистнул, кто-то
крикнул. Рита Шито-Крыто улыбнулась с такой таинственностью, что Монна Лиза в
сравнении с ней показалась бы хихикающей дурочкой. Гуня Гломов прогудел
одобрительное «гы!». Семь-Пень-Дыр прищурился, не выказав, к слову сказать,
особенного удивления.
Демьян Горьянов выронил стакан и, присев, закрыл голову
руками, когда Тангро – из чистого озорства! – дохнул у него над головой
огнем. Для бывшего драконболиста, особенно для драконболиста-камикадзе, по
терминологии Ягуна, это был малодушный поступок.
Однако Ягун смотрел не на Горьянова. Демьян интересовал его
сейчас не больше, чем цвет плитки в общественном туалете. Он снимал лицо
Зербагана, который с того момента, как появился Тангро, не отрывал от него
взгляда. Его обрюзгшее лицо дрожало, как желе. Сросшиеся пальцы с плавательными
перепонками вцепились в посох. Он даже начал поднимать его, но опомнился и лишь
пристально смотрел на дракончика немигающими глазами.
Его веки и брови все еще сохраняли следы драконьего пламени.
Таня подумала, что если бы не закаленная огнем Тартара кожа, Зербаган обгорел
бы до самого черепа.
Карлик-секретарь отнесся к появлению пелопоннесского малого
поначалу так же беспокойно, как его хозяин. Он нетерпеливо подпрыгнул и облизал
тонкие губы синеватым языком. Затем, спохватившись, ссутулился, словно у него
был горб, и внешне потерял к дракону интерес. Таня заметила, что Бобес искоса,
с пристальным вниманием наблюдает за хозяином. «Опасается, что Зербаган себя
выдаст», – заключила Таня.
Однако ревизор уже взял себя в руки. Ясно было, что здесь, в
Зале Двух Стихий, он ничего не предпримет.
– Не получилось! Зови Тангро! – шепнула Таня
Ваньке.
Негромко свистнув, Ванька показал дракону сушеную лапку
ящерицы. Увидев лакомство, пелопоннесский малый рванулся к нему, однако, прежде
чем он схватил лапку, Ванька бросил ее в сумку. Дальше было уже дело техники:
подождать, пока Тангро окажется внутри, и дернуть за огнеупорный шнурок.
Ягун был разочарован. Ничего сенсационного снять не удалось.
Играющий комментатор почти перестал снимать, когда Зербаган быстро поднес к
губам перстень и поцеловал место, где должен был находиться камень.
– Отшень романтишно! – подражая прежнему
профессору Клоппу, пробормотал Ягун.
Он застегнул рубашку, пряча зудильник. Чутье подсказывало
ему, что больше он не понадобится.
Вскоре после того как Ванька спрятал Тангро в сумку, в Зале
Двух Стихий появился Поклеп. Кругленький, вездесущий, сердитый, он начал с
того, что без всякого повода смел с пути Жорочку Жикина, не успевшего
посторониться. Жора отлетел на метр и остановился, лишь ударившись о широкую
грудь Гуни Гломова.
– Ты это видел? – едва отдышавшись, спросил Жора.
Гуня уважительно цыкнул зубом.
– Бодрый старичок! И ведь он даже пальцем тебя не
тронул! Просто взглядом оттолкнул, – сказал он.
Приблизившись к Зербагану, Поклеп замер по стойке «смирно»,
вытянув руки, как бравый ефрейтор. Выпученные глазки подобострастно поедали начальство.
– И часто вы позволяете ученикам такие вещи? Время,
насколько я понимаю, не детское! – спросил Зербаган, кивая в сторону, где,
никого не замечая, корабельной сиреной визжала восторженная Дуся Пупсикова.
– Никак нет. Не позволяем. У нас все строго-с! –
доложил Поклеп.
Опаленные брови Зербагана поползли на лоб.
– ?!
– А это не ученики-с. Это наши выпускники-с. Они,
изволите видеть, пошумят и улетят-с, – доложил Поклеп.
«Не выдал!» – благодарно подумала Таня. Нет, все-таки Поклеп
был не совсем пропащий.
Зербаган поморщился:
– От вас пахнет рыбой, уважаемый! Вы что, любите на
ужин рыбу? – спросил он.
Поклеп с шумом сглотнул.
– Никак нет-с!
