Сообразив, что скоро академик будет здесь, Ягун подскочил к ширме
и, отодвинув ее, стал смотреть на лоб Бейбарсова.
– Блин! – воскликнул вдруг он. – Блин! Блин!
Блин!
Ягун был так удивлен, что не скрыл собственных чувств,
находясь в чужом сознании. Вещь непростительная для телепата. В результате
Бейбарсов, даже спящий, даже сражающийся с остатками сильнейшего из проклятий,
сумел вытолкнуть его из сознания. Причем вытолкнуть бесцеремонно. Ягун выскочил
из его видений стремительно, как мокрое мыло.
– Ну что? Видел он что-нибудь перед тем, как?.. –
спросила Ягге.
Ягун подозрительно уставился на бабусю. У него были все
основания полагать, что старая богиня не так уж проста. В конце концов, от кого
он тогда вообще унаследовал свой дар? Однако Ягге смотрела на него с
непроницаемым лицом.
– Я ничего не понял… – невинно сказал Ягун.
Бабуся посмотрела на него и одобрительно кивнула.
– Жаль. Но ничего не поделаешь. Бывает, – сказала
она.
Дверь открылась. В кабинет влетел запыхавшийся Поклеп.
Недоверчивый и злой как оса.
– Что? Где? Почему я обо всем узнаю последним?
А??? – закричал он, переводя подозрительный взгляд с Ягуна на Ягге и
обратно, точно застиг их на месте преступления.
Сырой рыбой от Поклепа не пахло, и Ягун догадался, что с
Милюлей он по-прежнему в ссоре. «Может, потому он и злой как оса», –
неосторожно подумал играющий комментатор, и тотчас виски его взорвались болью.
Уж кто-кто, а Поклеп буравил его глазками не напрасно.
– Что ты сказал? – прохрипел Поклеп.
– Я молчал, – заявил Ягун, торопливо прячась за
спину бабуси.
Возможно, это был и не героический поступок, зато здравый. С
Ягге завуч связываться не стал и оставил Ягунчика в покое. Спустя минуту в
магпункт спокойно вошли Медузия и Сарданапал. Все трое остановились у кровати,
на которой лежал Бейбарсов. И хотя основное проклятие Ягге уже сняла, даже
остатков его было достаточно, чтобы Сарданапал понял, с чем они столкнулись и
какого уровня маг наложил его.
– Пепелис кремацио некро гродис? А, Меди? –
прикрывая ладонью кольцо, чтобы оно случайно не метнуло искру, негромко спросил
академик.
Горгонова утвердительно кивнула.
– Дорогой Ягун! Будет замечательно, если ты расскажешь
нам быстро и четко все, что знаешь, – сказала она, поворачиваясь к
играющему комментатору.
– Совсем все, что знаю? – не выдержал Ягун.
– И отложишь на время свои увертки! – добавила
Медузия.
Зрачки ее чарующих глаз потемнели и стали медленно
проворачиваться. Играющий комментатор ощутил, что находится полностью под
властью взгляда Медузии. Сознание доцента Горгоновой было глубоким и
непроницаемым, как бездонная океанская впадина. В сравнении с ним сознание
Ягунчика было мелким, заросшим камышом прудиком, в котором косматые нигилисты в
свободное от отрицания время ловили с барышнями карасей.
«Бедные древние греки! Неудивительно, что с ней можно было
сражаться, только глядя в щит», – подумал Ягун.
– Не надо оставлять меня без чувства юмора! Вообразите,
что будет, если у меня отнимут юмор и останется одна болтливость? Я же вас в
буквальном смысле задолбаю, – поспешно сказал Ягунчик.
Академик улыбнулся:
– И правда. Не трогай его, Медузия. Без юмора его комментарии
матчей станут утомительны… Рассказывай, Ягун!
И Ягун рассказал. Быстро, ясно и лаконично. В духе
«краткость – враг гонорара», но «четкость – сестра военного». Единственное, о
чем он по понятным причинам не упомянул, это о разговоре, подслушанном на
Лестнице Атлантов. Во время рассказа Ягун трижды ощущал легкую щекотку, словно
кто-то краем соломинки касался его головы под волосами. Не решаясь выставлять
активный блок против подзеркаливания, который и Меди, и академик, и даже Поклеп
при необходимости с легкостью бы сломали, опытный Ягун все три раза
прикидывался радостным простачком и вызывал в памяти образ Кати Лотковой. Под
конец на него, видно, плюнули и оставили в покое.
«Надо не забыть сказать Лотковой, что ее лицо распугивает
преподов!» – мысленно хихикнув, напомнил себе Ягун.
Услышав о пелопоннесском малом драконе, Сарданапал сразу
послал за Ванькой.
– Открой-ка рюкзак! – попросил он и долго смотрел
на Тангро. Дракончик спал. Дышал он глубоко и редко, трижды в минуту выдыхая
клуб пахнущего серой дыма.
– Да, Соловей что-то говорил мне о нем… Последний
уцелевший дракон этого вида. И зачем он Зербагану? – негромко спросил
академик.
Заметив, что свет тревожит Тангро, Ванька затянул горловину
и принялся раскачивать рюкзак.
– Заботливый папаша! Практикуемся? – одобрительно
хмыкнул Поклеп.
Ванька предпочел промолчать. Молчание – лучший способ ответа
на бессмысленные вопросы.
– Это все? – спросил академик, когда Ягун
замолчал.
– Да. На данный момент все, – подтвердил внук
Ягге.
– Я полагаю, спрашивать, почему я узнаю об этом только
сейчас, не имеет смысла? – поинтересовался академик.
Ягун виновато вздохнул и изобразил глубочайшее раскаяние.
Сарданапал поморщился.
– Ты думаешь, цирк за пять копеек меня одурачит? Меди,
хочешь что-нибудь уточнить?
Меди покачала головой.
– А ты, Поклеп?
Завуч подошел к Ягуну, ткнул его твердым пальцем в грудь и
гневно пропыхтел:
– Мы с тобой еще побеседуем, дружок!.. А теперь, как
говорят культурные люди: «Позвольте вам выйти вон!»
– Позволяю! Так и быть! Уговорил, противный! – не
задумываясь, брякнул Ягун и, пока его не нагнала искра возмездия, быстро
выскочил наружу, таща за собой Ваньку.
Дверь магпункта захлопнулась за ними.
– Уф! Никогда не думал, что говорить правду так
тягостно!.. Если так, то отлично понимаю, почему люди лгут. Исключительно чтобы
спастись от таких сцен у фонтана… Вот смотри, Ванька! Мы открыли им глаза на
Зербагана, рассказали, что он охотится на Тангро – и что в результате получили?
Пяткой в нос и плевок в душу! – возмущенно заявил Ягун.
– Что-то не похоже, что тебе в душу плюнули, –
сказал Ванька, насмешливо глядя на играющего комментатора.
– Как это не плюнули? Очень даже плюнули. Только моя
душа увернулась.
