Всякий раз, разворачиваясь у купола, Таня видела, как
маленький тренер смотрит на них с трибун единственным глазом и, порой
забываясь, грызет указательный палец правой руки. Жест смешной, почти детский,
но опасный тем, что всякую секунду он мог перейти в оглушающий свист.
Воротами новой команды был Гоярын, воротами же сборной –
один из его сыновей. Мощи отца ему явно не хватало, зато двигался он гораздо
стремительнее.
Сборная Тибидохса, давно не тренировавшаяся вместе, играла
не блестяще. Где-то даже расслабленно. Демьян Горьянов чаще пытался протаранить
Ягуна, чем гонялся за мячами. Ягунчик, соскучившийся без комментаторства,
больше болтал, чем играл. Семь-Пень-Дыр случайно поймал сразу два мяча –
одурительный и пламягасительный, однако атаковать дракона не спешил. Пас тоже
никому не отдавал, а только носился на пылесосе, охраняя мячики. Это дало Ягуну
повод предположить, что Пень ищет, кому бы загнать мячики подороже, и объявил
аукцион открытым.
Таня тоже играла далеко не так блестяще, как могла бы. Ее
останавливало, что другая команда состояла из детей, многим из которых не было
и пятнадцати. Она старалась дать им шанс и великодушно уступала.
Магия мячей была ослаблена – берегли драконов.
Семь-Пень-Дыр, забывший об этом, едва не сварился заживо, когда Гоярын, в пасть
которого он только что забросил пламягасительный мяч, вдруг обдал его струей пламени.
А Семь-Пень-Дыр только и пытался, что по давней привычке исполнить перед носом
обезвреженного дракона победный танец на пылесосе!
Наконец все мячи были заброшены, кроме главного,
обездвиживающего. Счет был не то чтобы равный, но вполне достойный. Однако
матчу так и не суждено было завершиться. Улепетнув из сумки сидящего на трибуне
Ваньки, на поле ворвался Тангро и незамедлительно устроил невероятный сумбур.
Как он оказался на поле, никто не понял. Проходы арбитров на
этот раз были перекрыты надежно, так что и муха не пролетит. Однако Тангро,
шустрый малый, подрылся под защиту не хуже крота. Тане удалось схватить его
почти чудом, когда разъяренный Гоярын, которого дракончик отважно атаковал, уже
сбил хвостом на песок несколько игроков.
– Тангро, ты просто свиненок! И куда лезешь? –
сказала Таня, стараясь держать дракона так, чтобы не обжечься о его гребень.
Дракончик не протестовал. Он умильно смотрел на Таню и, как
змея, высовывал раздвоенный язык. Вернув дракончика Ваньке, Таня посмотрела на
трибуну, где сидел Соловей. Она опасалась, что он сейчас устроит Валялкину
разнос, что тот в очередной раз не уследил за своим буйствующим приятелем.
К ее удивлению, скамья Соловья пустовала. Оглядевшись, Таня
увидела, что тренер быстро хромает к Тибидохсу, а чуть впереди, то и дело
оглядываясь, не то идет, не то бежит Поклеп.
– Они что, поругались, и теперь Соловей его догоняет,
чтобы врезать? А почему искрой не пустит? – не поняла Таня.
Ванька коснулся ее лба губами, проверяя, не горячий ли он.
– Странные у тебя фантазии! Не-а. Просто Поклеп его
позвал, и Соловей сразу вскочил. Похоже, в Тибидохсе что-то стряслось.
За Соловьем, опасаясь упустить нечто интересное, уже мчался
на пылесосе Ягун. Вспомнив о Ваньке, играющий комментатор вернулся, чтобы его
захватить. Таня полетела на контрабасе, нагнав Ягуна у подвесного моста. Здесь
все было спокойно. Лишь Пельменник прогуливался с въедливым видом. Ягуну,
который из озорства пронесся на пылесосе над самой его головой, он погрозил
дубиной.
Залетев в комнату и оставив контрабас, Таня побежала к
кабинету Сарданапала, уверенная, что найдет Ягуна здесь. Она не ошиблась.
Играющий комментатор и Ванька уже глазели на преподавателей, собиравшихся в
кабинете у академика.
Поручик Ржевский и его супруга, страдая от любопытства,
витали у самой двери, пытаясь проникнуть внутрь, однако охранная магия,
выставленная хозяином кабинета, не пускала их.
– Предчувствую крофффь! Купите себе черррные вуали!
Скоро они подорожают! – завывала Недолеченная Дама.
В ее голосе ощущалась обида. Еще бы – указать призраку на
дверь, по сути объявив его незваным гостем. Ну не хамство ли?
Таня заметила Гробыню и подошла к ней.
– Чего все бегают? – спросила она.
Склепова как всегда была в курсе. По журналистской привычке
работать на опережение она успела все разнюхать.
– Чего бегают? С пальца Зербагана пропал перстень – вот
и бегают! – заявила она.
– Как пропал? – удивилась Таня.
Гробыня насмешливо уставилась на нее:
– Чего ты у меня спрашиваешь: как? Думаешь, я взяла,
чтоб Гуне на бутылку хватило?
– Ничего я не думаю!
– В общем, история такая. Деревянный Зербаган стоял в
кабинете у Сарданапала. И вот час назад академик пришел в кабинет, смотрит, а
перстня на пальце – фьють! – нету, – сказала Склепова.
– Сдернул кто-то? – спросил, подходя, Ягун.
– Со сжатой в кулак руки? Палец-то не распилен. Да
только это ничего не меняет, потому что перстня все равно нет.
– Погоди! А золотой сфинкс на двери академика? Мимо
него не пройдешь, – сказала Таня недоверчиво.
– Гроттерша, ты меня умиляешь! Решила избрать амплуа
охающей простушки? Имей в виду, оно занято Пусей Дусиковой, – заявила
Гробыня.
– Склепова, перестань!
– Ну хорошо, сфинкс не вякнул, потому что его кто-то
усыпил. Преподы в шоке. Они были уверены, что такое в принципе невозможно.
Сфинкс не поддается магии.
Таня покачала головой. Она, как любой выпускник Тибидохса,
знала, что проникнуть в кабинет академика в его отсутствие нереально. Он
защищен лучше хранилища магических артефактов. И вот – опровержение.
Внезапно Склепова вскинула голову, уставившись чуть правее
Таниного плеча.
– О, Лиза с Глебом! И эти здесь! Гуляем по историческим
местам? Топчем достопримечательности? – ласково поинтересовалась она.
Зализину ее тон не обманул.
– Склепова, ты что? Ку-ку?
– Ку-ку – это птичка. Почитай перед сном
словарь, – сказала Гробыня, одарив Бейбарсова самой охмуряющей из своих
улыбок.
После такой улыбки любой лопухоид рухнул бы к ногам Гробыни
в сладкой истоме. Однако Бейбарсов поступил иначе. Он демонстративно зевнул.
– Слушай, Глеб, давно хотела тебя спросить. Как ты
выносишь Лизон? Это такая тренировка терпения для некромагов? –
поинтересовалась Склепова.
– Думай как знаешь, – кратко ответил Бейбарсов.
