Когда вертолет поднялся в воздух, Гном с Поручиком приказали экипажу поменять курс и неожиданно нарвались на жесткий отпор. Командир вертолета, коротышка с монголоидной физиономией, оказался далеко не трусом:
– А не пойти ли вам в жопу, тоже мне угонщики. Куда мне приказали, туда и полетим.
– Мы вас сейчас выкинем отсюда на хер и сами машину поведем, – заорал Гном.
– А рычаг от себя и все в лепешку? – улыбнулся коротышка.
– А пулю в лоб? – спросил Поручик и обнажил ствол.
– А успеешь? – в свою очередь поинтересовался правый пилот и тоже полез за оружием.
– Мужики, там наш парень раненый с чехами сражается уже больше получаса, выручать надо, – взмолился Гном.
– Честно? – недоверчиво переспросил коротышка.
– Честно, – ответил Поручик, – мы потом где надо подтвердим, что заставили вас силой.
– Меня заставишь, – гордо ответил командир. – Ладно, прячьте волыны, придурки, летим Фокса с кичи выручать.
– Командир, – взмолился правый пилот. – Да нас же...
– Ша, Михалыч, мы кто с тобой, офицеры доблестных российских ВВС или у блядей на развозке? Кстати, а где стрелок? – спросил он у Гнома.
– Да я его немного... – смутился тот.
– Идиот, быстро приводи его в чувство, ему же работать скоро!
Дальше сами знаете что. Уже в вертолете Питона по новой перевязали и доставили прямо в госпиталь. Ноги ему спасти все-таки успели.
Группа Волкова задание выполнила успешно. Седых представили к Герою России, остальных (кроме двоих) – к орденам. Гному и Поручику объявили по строгому выговору, что их не сильно-то и расстроило.
А потом ситуация несколько изменилась. Засверкали молнии, загремел гром. Всплыл рапорт товарища полковника о противоправных действиях и нанесенных ему побоях. Обломавшийся с сексом на природе генерал оказался очень не из простых и поднял зверскую вонь. И началось.
– Кто вам бандитствовать разрешал? Как можно с такой дисциплиной? Самоуправство... Раздолбайство... Побои должностного лица... Партбилеты на стол, тьфу, черт, всех посадить...
Потом все как-то устаканилось. В итоге никого не посадили, но и не наградили. А капитанов Литвинова и Рябова просто уволили из рядов доблестных Вооруженных сил за дискредитацию высокого звания российского офицера. И правильно, между прочим, сделали. Не нужны нам такие офицеры, ни жопу как следует начальству лизнуть не умеют, ни слова ласкового произнести...
Долечивался Николай в Москве в Бурденко, почему-то в отдельной палате и с запредельно обильной кормежкой (потом узнал почему). Ноги стали более-менее приходить в норму, но разболелся поврежденный еще в цирковой юности позвоночник. Короче, военно-врачебная комиссия признала старшего лейтенанта Седых непригодным к дальнейшей службе и определила ему третью группу инвалидности. Тут-то Николаю стало по-настоящему хреново.
Ребята из группы его почти не посещали, замучились одновременно мотаться по командировкам и натаскивать молодых бойцов, пополнивших группу взамен выбывших.
А потом все изменилось. В один прекрасный день к пребывающему в грусти Питону заявилась целая делегация: лишенцы Гном с Поручиком и какой-то налысо бритый мужик средних лет почти с Гнома ростом и чуть пошире в плечах. Лишенцы, судя по одежке и довольным физиономиям, от расставания с Вооруженными силами России не проиграли, а вовсе даже наоборот.
– Здорово, – молвил лысый. – Меня зовут Александр Корнелиевич Котов, а за глаза все называют Саня Котов. И ты так будешь называть.
– С какого такого перепуга?
– Сейчас объясню. Ты чем собираешься заняться после выписки?
– Милостыню просить по электричкам.
– Не-а, не будешь.
– Это почему?
– Потому что некогда будет.
– ???
– Работы у нас много. И платят очень даже неплохо. Так что подрабатывать на стороне не придется.
– Какой работы?
– Ребята, погуляйте минут двадцать, мне с болезным пообщаться надо.
– Есть, – и Гном с напарником вышли из палаты. Стало ясно, что рубаха-парень Саня Котов дисциплинку среди подчиненных поддерживает как надо.
– Значит так, после нашей беседы ты выпьешь с ребятами водки, а завтра у тебя начинаются интенсивные восстановительные процедуры. Ты мне здоровый нужен.
– Почему я?
– Уважаю ребят с последней гранатой, – и тут здоровяк почему-то хмыкнул.
– А что делать придется?
– Слушай, – и он рассказал слегка обалдевшему Николаю, что ему придется делать на новой работе.
Ровно через двадцать минут, как и обещал, собеседник Седых покинул палату, сказав напоследок:
– Не обижайся на ребят, что не навещали. Они только вчера вернулись из учебки.
– Какой такой учебки?
– Какой надо учебки, потом узнаешь.
Сменившие предыдущего оратора у постели заметно повеселевшего раненого от души оттянулись с ним за водочкой, в итоге упоив бедного Питона в хлам.
А утром за мающегося с похмела Николая действительно рьяно взялись эскулапы в погонах. За последующие несколько дней он на себе ощутил разницу между платной медициной и медициной, дополнительно простимулированной. И дела с ногами пошли на лад.
Через неделю к нему приехал Котов и отвез к известному среди мающихся позвоночниками Москвы и Московской области мануалыцику Сергею Ивановичу. Что касается меня лично, то долгое время я верил в мануальщиков так же, как в российскую демократию, то есть не верил вообще. После того как вышеупомянутый доктор поставил меня на ноги, я по-прежнему не верю ни в то ни в другое. А в Сергея Ивановича верю. Между прочим, я не один такой, не зря к нему на Москве народ за два месяца на прием записывается...
Через два сеанса Николай стал нормально спать, а еще через семь его спина пришла в полный порядок. До сих пор, кстати, не болит.
Два месяца спустя он вышел из госпиталя на своих двоих, слегка прихрамывая. Следующие три месяца он провел в «какой надо» учебке, из них три недели в Великобритании и две в Саудовской Аравии.
Через полгода, когда он шел по красной ковровой дорожке Грибоедовского ЗАГСа под ручку с самой красивой на свете девушкой Мариной, медсестрой из Бурденко, его хромота была совсем незаметна.
Глава 29. Проверки на дорогах, или Птицы в помете
Тринадцатого числа зимнего месяца декабря в пятницу генеральный директор группы частных охранных предприятий «Орлы России» Гайк Араевич Мартиросян, сладко потягиваясь, вышел из квартиры «один баба», у которой провел ночь. Таких «один баба» у него на Москве было море разливанное, и все как на подбор пухлые блондинки. И были они без ума от вышеупомянутого знойного кавказского мужчины, ибо любили его за деньги, а он платил щедро и почти не торгуясь. Жриц любви, правда, несколько утомляли бесконечные байки Гайка о совершенных им подвигах на всех без исключения войнах, больших и малых, имевших место быть за последние тридцать лет, начинающиеся традиционным: «Кровь лилась рекой...», но что сделаешь, клиент платит, клиент хочет быть интересным...
