Тогда да здравствует прогресс и точечная застройка. Я выскочил на «Площади Революции», проскочил дворами и нырнул в, извините за выражение, бутик через дорогу. Остановился у крутящейся стойки с зажигалками «Зиппо», озирая окрестности через зеркальное стекло витрины.
Есть! Попался дружок. Обычный прохожий, по виду – типичный москвич средних лет и достатка: джинсы, ветровка, футболка, кроссовки, сумка через левое плечо; А помнится на подъезде к «Ногина», извините, к «Китай-городу», ты, дружок, ехал со мной в одном вагоне, правда, без ветровки и сумки, а с большим пластиковым пакетом и читал нетленку Марининой в бумажной обложке, пошляк.
Грек, а это был он, правда, с большим трудом и не сразу мной узнанный, остановился прямо перед зеркальной витриной, улыбнулся и развел руками, после чего развернулся и растворился среди прохожих, оставив меня любоваться настоящими американскими зажигалками «Made in China».
Зазвонил телефон.
– Да.
– Мы его потеряли.
Меня это даже не удивило.
Глава 21
– Как он от нас ушел, не понимаю, – Сергей действительно выглядел расстроенным, чувствовалось, что подобные проколы у него случались редко. – Втроем вели, а он как в воздухе растворился.
– Он вас засек?
– Боюсь, что да.
– Это хорошо.
– Хорошо?
– Потом объясню. Давайте лучше посмотрим, что у нас вырисовывается с соучредителями. Как, говорите, фамилия старого и больного?
– Белопольский, – ответил Саня. – А если ее перевести на идиш или немецкий, один хрен, получается...
– Правильно, Вайсфельд. А как там по имени-отчеству?
– Все в цвет, тот Борис Семенович.
– Значит, бунт на корабле?
– Не факт, посмотри, что наш компьютерный за сегодня нарыл.
– Вот это да – новая информация, фигурально выражаясь, добавила простатит к ранее имевшемуся геморрою. Значит, отцы и дети, либо дети против отцов?
– Вроде того. Что делать будем?
– Что делают в таких случаях? Звонок другу, конечно, – я достал телефон.
– У аппарата.
– Фима, привет, это Стас.
– Какой еще... черт, Стас, где тебя носило?
– Везде. Ты сейчас доступен?
– Для тебя да, подъезжай.
– Буду через пару часов.
– Водки возьми.
– С водкой не получится, тебе работать придется.
– Бяда, – протянул он с отчетливым рязанским акцентом. – Ладно, подтягивайся, разберемся.
– Уже в пути.
– Я тут смотаюсь в одно место, надо кое-что сделать, а вы пока продолжайте наблюдение за нашим Беловайсфельдом, адмиралом и вот этой девушкой, – я выложил на стол фото Марины.
– Ничего себе! – заорал Котов, глянув на фотографию. – Чур, я.
– Оксане расскажу, – Сергей забрал у того фото. – Пусть Валя присмотрит, а то...
– В чем дело? – поинтересовался я.
– Тут такое дело, наш менеджер, Валентин, скандалит и грозит уволиться, – гнусно захихикал Саня. – Этот ваш Гриша, который Борисович, не дурак по гей-тусовкам прошвырнуться.
– Ну и?
– А наш Валентин на вид – мальчик-одуванчик, так вот, жалуется, что всяка сволочь норовит его потискать, замучился уже от съемщиков отбиваться.
– Боитесь, что его трахнут ненароком?
– Боимся, что он им всю голубятню разнесет. Валя в недалеком прошлом – капитан войсковой разведки, шесть командировок в Чечню. У него на счету больше убитых, чем у всех них – перетраханных.
– А кто сказал, что будет легко? Пусть терпит, я ему премию выпишу за особо паскудные условия работы. Да, и еще, мужики, у вас квартиры на одну ночь не найдется?
– Переночевать негде?
– Просто по два раза в одном и том же месте не ночую.
– Смотри-ка, прямо как Ясир Арафат. Держи, лишенец, – Саня передал мне ключи и назвал адрес. – Только...
– Только у тебя не убрано – догадался я.
– Это само собой. Только к телефону не подходи, а то я второй день на казарменном положении, а любимая женщина телефоны обрывает, опасается, что другую завел.
– Ревнует, значит, любит.
– А то, – загордился Котов.
– Ну, я пошел, пока.
– Едва не забыл, возьми, – Саня протянул мне похожую расцветкой на советский червонец пятитысячную банкноту. – Зайдешь в семьдесят восьмую квартиру, скажешь, что от Котова из восемьдесят первой.
– Долг чести?
– На похороны собирают. В семьдесят четвертой квартире у соседей сына убили.
– Как?
– Приехал молодой лейтенант в отпуск с Дальнего Востока, из Внукова позвонил родителям, сказал, что скоро будет. А утром его нашли в котловане рядом с домом. Ему проломили череп и выпустили кишки. Вот такие дела. Так что ты там поаккуратнее.
– Я постараюсь.
Глава 22
Представьте себе гениального программиста по имени Ефим с гордой фамилией Копиевкер. Представили? Позвольте угадать: метр шестьдесят ростом на коньках и в шляпе, пузатенький, бородатый, с копной нечесаных волос. Робкий, даже трусоватый, нелюдимый и косноязычный, разговаривающий нормально только со своим компьютером на им двоим понятном языке. Настаиваете на своей версии? Понятно, поздравляю, вы проигравши.
Я познакомился с ним больше десяти лет назад в одной московской качалке, где приводил в рабочее состояние свою прооперированную дельтовидную мышцу, а заодно и весь остальной организм.
– Ефим Копиевкер, программист, – гордо представлялся он при знакомстве. От такого пафоса хотелось хихикнуть.
Это желание тут же пропадало, стоило только на него глянуть. Под два метра ростом, с плечами гориллы, личиком пирата Карибского моря и взглядом, вызывающим у собеседника навязчивую мысль о валидоле. Сила рукопожатия его ладошки размерами со штык совковой лопаты была способна заставить заорать от боли булыжник. Он играючи выжимал лежа сто восемьдесят килограммов на десять раз, щеголял в кожаном прикиде и снимал бандану только отходя ко сну. Ездил на раритетном «Харлее» и проводил свободное время в байкерской тусовке, где был известен под милым прозвищем «Душегуб».
Спец он был от бога, один из лучших и самых дорогих на Москве. Работал только на себя, хотя заманчивые предложения поступали часто, однако все попытки хоть как-то адаптировать этого флибустьера к среде офисного планктона всегда заканчивались его громогласным «Нах...» и выходом в дверь. Порой вместе с дверью.
Он стоял в дверях, полностью закрывая собой проем, в старых трениках и защитного цвета безрукавке, открывающей взгляду пару ручищ толщиной с ногу среднестатистического россиянина каждая. За прошедшее со времени нашей последней встречи время он стал еще здоровее, если, конечно, это возможно.
