– Теперь твоя очередь. Повторяю вопрос, кто руководил тобой в Москве?
– А может, сначала... – она закинула ногу за ногу. Зазвенела цепь, один конец которой был прикреплен к намертво привинченной к полу ножке дивана. Второй заканчивался «браслетом», окольцовывающим лилейную Дашину ножку в районе щиколотки, – а то сижу здесь, как в зиндане.
– В зинданах узников не сковывают.
– Ты что, и там был?
– Мы отвлеклись.
– Ах да, кто руководил мной в столице нашей Родины, городе-герое Москве? – что-то она развеселилась. – Конечно же, Григорий Борисович Вайсфельд, великий и ужасный.
– Даша, не смешно.
– Нет? Не он? Ну, тогда Павел Константинович Толмачев, жестокий и коварный.
– Еще?
– А еще мною руководило чувство наживы, в чем я сейчас искренне раскаиваюсь, – с почти неприкрытой издевкой сообщила она.
– Что-то не выходит у нас беседы по душам.
– Не выходит, – согласилась она. – А знаешь что, ты избей меня больно. Или зверски изнасилуй, такую беззащитную, а потом горько заплачь, а?
– Ладно, вернусь, тогда продолжим.
– Ты еще вернись.
– Вернусь, обязательно вернусь, – на полном серьезе пообещал я. – Ты только очень жди, – встал и направился к Выходу.
– Стас.
– Да, – отозвался я, берясь за дверную ручку.
– Вы ведь все равно меня отпустите.
– Возможно.
– А ты не боишься, что я потом заскочу в скромный городок Париж, разыщу там семью профессора Кондратьева и организую ей закат солнца вручную, исключительно по причине природной стервозности?
– Да на здоровье. Все Кондратьевы, которых отыщешь в Париже, – твои.
– Врал?
– Естественно.
– А этот твой друг, Толя Пожарский, который гантели в портфеле таскает?
– Насчет него не соврал. Есть такой персонаж, только он – не Пожарский. И не Толя, – со сдержанным злорадством ответил я. «И никогда не служил в нашей конторе», – добавил про себя.
– Какой ты все-таки неискренний, Стас. Ладно, прощай. Да, передай этим халдеям, чтобы кофе принесли, не сочти за труд.
– Как прикажете, барышня.
Скульптурных форм девица на кухне, сердито сопя, насыпала в чашку кофейный порошок. Тонко посвистывал включенный электрический чайник.
– Как пассажирка? – поинтересовался я, усаживаясь на табуретку.
– Сука, – отозвалась барышня.
– Поначалу была грустной, сейчас успокоилась, – доложил Коля.
– Вот это мне и не нравится. Значит, так, – я достал из кармашка дорожной сумки пузырек и поставил на стол, – добавите барышне в кофе пять капель. Пипетка в пробке.
– Зачем? – поинтересовалась девица.
– Соня! – одернул ее напарник.
– Она проспит двенадцать часов. Когда проснется, повторите упражнение. Если откажется пить, примените силу.
– Сделаем, – заявила девица. – Я ей покажу халдеев. И это, если она чего сказать не хочет, могу с ней поработать. Все скажет! – и продемонстрировала внушительных размеров кулак с набитыми костяшками.
– Соня, – плачущим голосом протянул Николай. Девица втянула голову в плечи и виновато улыбнулась.
– Отнесите дамочке кофе и побудьте с ней пять минут.
– Ясно.
Я взял лежащий на столе наушник и поднес к уху: «Ваш кофе, Дарья Андреевна». – «Спасибо, золотце...»
– Давно с ней работаешь?
– Третий день.
– Угу...
– А знаю с рождения.
– Вот как?
– Это моя двоюродная сестра. Она просто третий месяц в Москве, вот и старается. А опыт придет.
– Крепкая девица.
– Чемпионка области по толканию ядра и третий призер Поволжья по кикбоксингу.
– Это все, конечно, здорово, только пусть не расслабляется. Девушка у нас уж больно не простая.
– Понял.
– И вот еще что. Свяжись с базой, неплохо было бы сегодня аккуратно сменить точку, а пока вызови пару человек на усиление.
– Что-то не так?
– Все так, только уж больно она сегодня жизнерадостная.
На кухню вернулась атлетическая девушка Соня.
– Чайку или кофе не желаете? – поинтересовалась она и вдруг предложила с искренней жалостью: – А может, пива?
– Чаю, если можно, – почти заорал я. – Еще раз услышу от кого-нибудь слово «пиво», убью на фиг.
На лавочке у подъезда сидел все тот же впавший в сидячую кому персонаж, все в той же позе.
– Не подскажите, – громко поинтересовался я, – сколько сейчас времени?
Он медленно и явно через силу поднял голову. Багровая опухшая физия, украшенная неопрятной пятидневной щетиной. Красные, закисшие по уголкам глаза, взгляд в никуда из ниоткуда.
– А на хера мне время? – хрипло поинтересовался в ответ он и окатил меня таким ароматом, что я немедленно проникся к нему доверием и самой искренней симпатией.
Глава 43
Говоря о том, что знойная красавица Даша прокололась на всем и сразу, я, конечно же, немного погорячился. Естественно, ни в какую любовь-морковь с первого взгляда и навеки, я не поверил. Просто, поначалу воспринял все ее телодвижения как чисто карьерные, дескать, девушка очень хочет помочь родителю сковырнуть босса и взгромоздиться на освободившееся место, а сама – занять папино, вот и стремится заполучить союзника в этой святой борьбе. Спросите, почему повелся, не стал убегать в ночь с криками «Подлая обманщица!» или «Караул, насилуют!»? Во-первых, хотел проследить за развитием сюжета из первого ряда, а, во-вторых... Во-вторых, я все-таки не Штирлиц, чтобы по двадцать лет хранить верность жене. Да и нет у меня никакой жены. И, вообще, покажите мне хоть одного мужика, который в моей ситуации повел бы себя по-другому и я, как принято выражаться в кругах творческой интеллигенции, побожусь на пидораса, что он – безнадежный импотент, либо страстно и безответно влюблен в другого, или же, вообще, законченный извращенец, а потому питает слабость исключительно к несовершеннолетним хомячкам.
А дальше начались звоночки. Сначала несильные и не такие уж и частые, но потом Даша, видно, решила, что умеет притворяться лучше меня, исключительно на том простом основании, что она – женщина и это заложено в ней природой. Сиреной воздушной тревоги прозвучало произнесенное ей любимое выражение Кащея об «осторожном опасении». Все окончательно расставило по своим местам высказанное сомнение насчет моей, где только можно и нельзя, задокументированной аквафобии. Так что, предъявленные мне Котовым фотки с изображением моей коварной возлюбленной на веранде какого-то кафе в обнимку с Юрой Первухиным, ничего в общую картину не добавили... И так уже все было ясно.
