Представьте себе тихий весенний вечер в Средней Азии. Небольшой кишлак у подножья древних гор, освещаемый заходящим за эти самые горы солнышком, несколько десятков глинобитных домиков за дувалами, арычок с мутной водицей вдоль пыльной дороги и… жуткий рев, перекрывающий вой собак во дворах:
Молодость моя, Белоруссия!
Песни партизан, сосны да туман.
Песни партизан, алая заря,
Молодость моя, Белоруссия-я-я!!!
Такие вот байки из склепа, извините, песни из зиндана. Сюрреализм с дурдомом в одном флаконе.
— Хватит! — донеслось через некоторое время сверху. — Замолчи!
— Последняя песня, — взмолился уже изрядно охрипший, но не растерявший творческого запала исполнитель. — Про всех нас. Называется «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Клянусь, вам понравится.
— Сейчас гранату брошу, — пригрозили сверху и захлопнули внешнюю металлическую крышку. Щелкнул запираемый замок, стало совсем темно.
— Концерт закончен, — просипел он, собрал наощупь кучку травы и сел, вслушиваясь в темноту. Рядом с ним угрожающе проворчал что-то бородач и замолк. Где-то в углу кто-то приглушенно рассмеялся и зашуршал травой. Он достал из одного носка заныканную там пачку сигарет, из другого зажигалку. Закурил и стал ждать непонятно чего.
Стало прохладно, он встал на ноги и, помахав руками и несколько раз присев, начал остервенело чесаться: трава на полу просто-таки кишела какими-то мелкими, но очень кусачими насекомыми.
— Только этого не хватало, — хрипло выматерившись, он опять сел и достал сигарету.
— Эй, русский, — бородач придвинулся поближе, — дай курить.
— А ты что дашь? — деловито поинтересовался тот.
— Одеяло на ночь, а ты мне десять сигарет.
— Столько у меня нет, — схитрил он. — Одну сигарету.
— Пять.
— Две, учти, больше не дам.
— Три сигареты.
— Ладно.
— Хоп, договорились.
Накинув на себя грязную вонючую тряпку, которая здесь, в зиндане, сошла за одеяло, он затих и даже стал посапывать. Услышав приближающийся шорох, не меняя позы, резко выбросил на звук кулак. Попал.
— Исчезни во мраке, душман, — тихо сказал он. — В другой раз просто голову оторву.
Обиженно бурча что-то себе под нос, бородач отполз подальше. Наступила тишина.
Люк в яму открылся неожиданно даже для него, вот уже который час ожидавшего нечто подобное. Луч фонарика упал ему на лицо, он заморгал, отворачиваясь.
— Ты как, Шаляпин? — тихонько донеслось сверху.
— Блохи заели, — вполголоса пожаловался он, поднимаясь на ноги. — Фонарь давай.
Луч фонаря пробежался по углам. Оказывается, кроме него здесь было еще двое: отвернувшийся к стене, прикидывающийся крепко спящим давешний бородач и молодой парень в отдалении.
— Подойди. — Тот встал на ноги, неуверенно ступая, приблизился и остановился, так, что его можно было разглядеть. Высокий, светловолосый и светлоглазый, чертами лица больше похожий на скандинава, чем на таджика. Он, точно он, паролей и отзывов не понадобилось.
— Ты так похож на брата, Равшон… — голос у говорящего вдруг дрогнул.
— Кто вы? — спросил парень, моргая от бьющего в глаза света.
— Потом поговорим, — появившийся в яме очень высокий боец в песочного цвета камуфляже слегка подтолкнул его к лестнице.
— А я? — бородач, о котором все забыли, вдруг вскочил на ноги и ломанулся на выход.
— А ты назначаешься старшим камеры, — боец уронил несостоявшегося беглеца на землю и пресек попытку закричать резким ударом. Быстренько спеленал его и заткнул рот обрывком тряпки, служившей ранее одеялом. — Ходу, ребята, у них через час десять смена караула.
Трое выбрались наружу и заспешили прочь. По мере движения к ним присоединялись еще трое, появившихся внезапно, как будто возникших из темноты, потом еще один и еще трое. В дикой спешке собранная Центром с бору по сосенке группа спецназа под командованием подполковника Новикова, позывной Сова, плюс двое из зиндана, начала подъем в горы. До выхода на площадку, откуда их должен был забрать вертолет, предстояло топать около пяти километров. Равшон Саибназаров сам идти не мог, его уложили на носилки.
— Рысью! — скомандовал командир, и они двинулись гуськом, один за другим, с носилками в середине колонны, которые бодро тащили два здоровяка, Лось и Рыжий.
В вертушке, следующей в Душанбе, двое недавних узников сидели рядом, время от времени, яростно почесываясь, остальные восемь бойцов, понятно почему, старались держаться от них подальше.
— Что грустишь, Равшон? — поинтересовался лжежурналист у недавнего сокамерника. Парень, действительно, выглядел хреновато. — Может, болит где? Скажи, у нас тут свой врач есть, — указал на высокого бойца, который спускался за ними в яму.
Действительно, майор Бацунин, позывной Доктор, до того как прийти в спецназ, с успехом обучался в военно-медицинской академии в Ленинграде.
— Здесь болит, — паренек ткнул пальцем себе в грудь. — Понимаешь, я задание провалил, до сих пор не возьму в толк, как они поняли… — три дня назад он приехал в этот кишлак, где был принят с почетом, как полномочный представитель самого Бободжона Умарова, одного из лидеров борющегося против имперского диктата Таджикистана. Местный царек Мухаммадназар Гадобоев почтительно ловил каждое сказанное ему слово, остальная шушера рангом помельче просто стелилась перед молодым, но уже очень высоко взлетевшим «помири» (памирцем). Он провел совещание с главарем и его приближенными, отужинал, после чего был препровожден в лучшие покои для отдыха. А утром его неожиданно схватили, зверски избили и бросили в яму, где он провел два дня и две ночи в ожидании неминуемой смерти.
— Никто ничего не понял, Равшон… — тот приобнял его за плечи. — Тебя просто сдали.
— Как сдали? Кто сдал?
— А кто был твоей связью в Душанбе? — достал пачку сигарет и протянул ему. Равшон прикурил и, жадно затягиваясь, за несколько секунд выкурил ее до фильтра. Парень, оказывается, все это время мучался без курева, а попросить не позволяло воспитание…
— Джума? — от удивления у него полезли на лоб глаза.
— А кто еще? — совместная операция Главного разведывательного управления и КГБ по внедрению в ряды сепаратистов Равшона, якобы вернувшегося в Таджикистан из США, была спланирована в Москве. Кто он такой на самом деле, в Душанбе знал только один человек, подполковник местного КГБ, Джума Бобоев, сын члена ЦК республиканской компартии.
— Они захватили Джуму? Он жив? — спросил бедный, наивный мальчик.
— Живее всех живых, позавчера получил повышение, теперь он начальник отдела.
— Значит…
