— И не надо слов, — легко поднявшись из кресла, Бацунин подошел к генералу. Тот вскочил. — До встречи.
— Я провожу вас.
Вернувшись в кабинет, генерал обнаружил на девственно-чистой поверхности стола сложенный вчетверо листок. Развернул, просмотрел по диагонали и, удивленно подняв бровь, спрятал в карман.
* * *
Все обо мне на целых три дня забыли, видимо, чтобы как следует дозрел. Вот я принялся дозревать, для чего постарался оставлять себе как можно меньше свободного времени. Занимался физкультурой, по два раза на день прибирался в камере, заставлял себя хихикать над приключениями мистера Пиквика. Перед сном ставил рекорды в освоении марксизма (один раз осилил четыре абзаца).
На четвертый день меня отправили к врачам. Осмотрели всего, послушали, задали какие-то странные вопросы и записали мои странные ответы. Зачем-то измерили рост, взвесили, взяли анализы и отпустили восвояси.
Еще через день за мной пришли и отвели в кабинет для допросов. На сей раз меня не стали заталкивать за решетку, а усадили за стол. Освободили правую руку от браслета, а левую приковали наручником к металлическому кольцу в углу стола.
— Добрый день, Игорь Александрович, — приятно улыбаясь, сказал человек в синем форменном мундире и тремя звездами на погонах. — Позвольте представиться, Виктор Семенович Сотник, следователь генеральной прокуратуры, — он и словом не обмолвился о том, что не просто следователь, а старший, да еще и по особо важным делам. Товарищ явно не страдал манией величия. — Назначен вести ваше дело.
— Очень приятно, — улыбнулся я в ответ, внимательно его разглядывая.
Так вот ты какой, важняк Сотник по прозвищу Дровосек. А по виду и не скажешь: недокормленный, сутулый типчик в очках и с бородкой как у Чехова. Типичный интеллигент-бюджетник, не избалованный деньгами, затюканный, до колик боящийся всех, кто выше ростом. Да и тех, кто ниже. Любитель почитать Акунина с Коэльо под пиво эконом-класса и поболтать с такими же гигантами мысли на кухне о судьбах российской демократии. А глаза… такие наивные, широко распахнутые миру органы зрения, я в последний раз видел у сына Киры Крикунова, когда мы забирали его вместе со счастливой мамашей из роддома.
— И мне тоже, — он достал из кармана пачку сигарет, серого «Веста» и присоединил к лежащей на столе простенькой разовой зажигалке. — Не желаете закурить?
— Спасибо, с удовольствием.
— Как вы себя чувствуете, Игорь Александрович?
— Неплохо.
— Следите за своим здоровьем?
— Начал.
— Вот видите, иногда все-таки полезно очутиться здесь, — он опять улыбнулся. — Трезвость, время для занятий спортом обеспечены.
— Если меня отпустят, — я постарался улыбнуться не менее обворожительно, — обещаю и впредь придерживаться здорового образа жизни.
— Все может быть, — проговорил он. — В жизни, знаете ли, случается разное. Скажите мне, вы ведь в прошлом офицер службы тыла?
— Да, — честно ответил я. Такому милому человеку просто невозможно соврать. Действительно же, офицер тыла, а не Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи, всадник Золотое Копье, не Шамиль Басаев и не Борис Бритва, великий и ужасный. — Подполковник запаса.
— Участвовали в боевых действиях?
— К счастью, ни разу.
— Тогда позвольте спросить, откуда у вас два шрама от пулевых ранений, один от холодного оружия и еще один — от осколочного?
— Осколочный я получил в девяносто девятом, у нас тогда случился пожар на артиллерийском складе, потом снаряды начали рваться, ну, вы понимаете…
— А пулевые?
— Один в Ростове, там контрактники напились и устроили пальбу, второй, не поверите, в Москве. Обедал себе в шашлычной, а тут какие-то горцы поссорились. Вот, и задело.
— А на левой руке?
— На левой? А, это еще в детстве, уже и не помню толком, давно это было, Виктор Семенович.
— Наши медики считают, что вас ранили стрелой.
— Теперь припоминаю, точно стрелой. Играли в индейцев, дурачье, вот, и…
— В детстве?
— Именно, — охотно подтвердил я.
— Едва не забыл, они утверждают, что шрамику не больше шести лет. Получается, что вы немного задержались в детстве, — Сотник укоризненно покачал головой.
— Ошибаются, — на самом деле мне действительно угодила в руку стрела. Шесть с половиной лет назад, в стране, которую я не только ни разу, по официальной версии, не посетил, но и даже затрудняюсь отыскать на карте, — с кем не бывает.
— Все может быть, — охотно согласился он, — вы, главное, не беспокойтесь. С вашей помощью мы во всем подробно разберемся. Заодно, и с еще одним шрамом.
— Готов сотрудничать со следствием.
— Прекрасно, — обрадовался он, — вот, с завтрашнего дня и начнем. А пока… — он ласково посмотрел на меня, — я распорядился выдать вам бумагу и ручку. Напишете свою биографию во всех подробностях.
— С какого момента?
— Появления на свет… — он опять улыбнулся.
Просто какой-то «Аншлаг» у нас сегодня, а не допрос.
— Шучу, Игорь Александрович. Периоды нахождения в родильном доме и грудного кормления мы опустим.
— Спасибо, — с чувством молвил я.
— Мы же не изверги, итак, с первого школьного дня и до момента задержания включительно. А сейчас я не шучу.
Глава 19
Жена на три дня укатила навестить внуков, а потому первый вечер свободы генерал твердо решил посвятить разврату. Каждый понимает это по-своему: кто-то щекочет нервы в казино, кто-то перед бурной ночью любви томно гуляет в ресторане особь противоположного или своего пола, кто-то, живо сопереживая действующим лицам и исполнителям, смотрит порнушку по телевизору, а кто-то перебирает старые фотографии в альбоме.
Отпустив охрану, вошел в подъезд. Кивнул, вскочившему и вытянувшемуся в струнку, двухметровому «консьержу», вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа. На душе пели птицы. Сейчас он придет домой, отварит картошечки, порежет селедку и посыплет ее лучком. Когда охладится пиво, достанет из холодильника первую бутылку и начнет ужинать. А потом просто посидит на кухне, глядя в темноту за окном и думая мысли. И никто, ни одна живая душа не будет гудеть над ухом, что лук вреден для его печени, а пиво — для почек. Ближе к полуночи он включит телевизор и посмотрит под оставшееся пиво какой-нибудь старый фильм или футбол. И ни в коем случае никаких новостей или политики: обо всем, происходящем в стране и в мире, он узнавал раньше телевизионщиков, а телодвижения политиков давно уже, который десяток лет, не представляли для него загадки.
Генерал вошел в квартиру. Отключил сигнализацию, поставил звякнувший пакет на пол, разулся, снял форменное пальто с фуражкой и повесил на вешалку. Стягивая на ходу китель, вошел в гостиную.
