После всех этих унижений мы идем в баню, и я угощаю собравшихся самым лучшим чаем, который смог приобрести. А они, сволочи, за это надо мной издеваются.
— Гигант! — восхищенно восклицает один старый хрен и закатывает глазки. — А ну-ка, согни ручку. Красота! А теперь покажи спинку. Блеск! — и заливисто хохочет.
Этот дед давно уже не тренируется, просто приходит в зал и неторопливо прогуливается. С двухпудовыми гирями. Гуляет себе, глазеет по сторонам и между делом их поднимает. Гуляет и поднимает, поднимает и гуляет.
— А шея, — обязательно подхватывает второй старый головорез. Тот, в отличие от первого, иногда еще даже прыгает по рингу в стареньком спортивном костюме с четырьмя ностальгическими буквами на спине. — Нет, ты глянь, какая у него шея, — кладет на нее хилую ручонку и слегка сдавливает, перекрывая кислород.
— Может, хватит? — жалобно ною я. — Честное слово, достали.
— Не рыдай, — сурово отвечают мне. — Стал красавцем, так терпи.
Три года тому назад вертолет, в котором я находился, вдруг взял да навернулся о землю. Меня как следует поломало, настолько, что врачебная комиссия без колебаний признала майора Ильина Н. К. абсолютно негодным к дальнейшей службе в рядах непобедимой российской армии. Полгода я отвалялся по госпиталям да больницам, потом выписался оттуда и заковылял по жизни, приволакивая обе ноги сразу и мучаясь бессонницей от болей в спине. Меня тогда здорово выручил один знакомый, друг Володи Лопатина, Саня Котов. Этот пройдоха каким-то образом умудрился, минуя все очереди, протолкнуть меня к известному на Москве доктору Львову. После второго сеанса боль стала отступать, после четвертого я заснул в десять вечера в субботу и проснулся в пять утра в понедельник. Еще через месяц боли прекратились. Совсем.
— Неплохо, признаться, даже и не ожидал — сказал Сергей Иванович в нашу тогда последнюю встречу и вдруг ткнул меня пальцем в живот.
— Ой.
— То-то и оно, что «ой»… — сурово молвил доктор, — вам надо хорошенько закачать пресс, — и добавил: — а заодно и спину.
— Сделаем, доктор.
— Ну, так идите и делайте, — как любой выздоровевший любому врачу, я был ему уже совершенно не интересен. — Котову привет.
Свободного времени тогда у меня было навалом, поэтому я целый год не вылезал из спортзала. Как следует отработал собственный живот, спину, а заодно и все остальное: руки, ноги, шею, крылья и хвост. Через год я стал передвигаться по жизни походкой пингвина и протискиваться в дверь исключительно боком. Потом опомнился и принялся сушиться. В итоге здорово похудел и заделался рельефным как уши у культуриста, но все равно раза в полтора шире, чем был раньше. С тех самых пор ловлю на себе восхищенные взгляды бальзаковского возраста дам, когда гордо шествую по пляжу в сторону водоема и обратно.
Только ерунда все это. Тот самый трехлетней давности я, совершенно обычный с виду, сухощавый мужичок, если что, без проблем уделал бы того качка, в которого я превратился. Ни секунды в этом не сомневаюсь и вам не советую.
Глава 5
Мент
Я отворил дверь в кабинет, тихонько по стеночке добрался до своего стола, рухнул на стул, скособочился и застыл.
— Ты как, Сергуня?.. — весело спросил распивавший чаи с девочками из следственного отдела Миша. — Живой?
— Порядок, — неубедительно соврал я, — не дождешься.
Действительно соврал, в моем многострадальном желудке полыхал самый настоящий пожар, кружилась голова, постоянно накатывала тошнота. Раз за разом приходилось через силу поднимать себя на вялые, дрожащие ноги и посещать сортир в конце коридора, где меня буквально выворачивало наизнанку.
— Больно? — снова спросил он, с надеждой в голосе. Ему так хотелось, чтобы я страдал, а еще лучше, взял да и помер.
Накануне моего перевода в убойный отдел в нем освободилась должность старшего опера, единственным, по мнению начальника отдела и всего остального руководства, достойным кандидатом на нее был Миша. На него написали представление и, как поговаривают, Лоскутов даже успел договориться в кафе за углом насчет организации скромного банкета на двадцать персон по этому поводу. А тут, незнамо откуда и зачем, нарисовался я и перебежал, сам того не желая, ему дорогу. Вот этого он никак не мог мне простить. Только кажется, что обычного и старшего опера разделяет всего-навсего одна должностная ступенька и пара сотен рублей должностного оклада. На самом деле старший опер — должность серьезная и абы кому с улицы на нее не пробиться. А еще это трамплин. Старшой из управы при случае очень даже может занять хлебную должность начальника службы криминальной милиции районного отдела. Карать и миловать, определять судьбы, решать вопросы, регулярно принимать законную дань в мозолистую руку. А еще с нее можно очень хорошо уйти в вышестоящую организацию и уже оттуда руководить и направлять.
Мишаня только-только собрался вступить на эту лестницу, ведущую к счастью и процветанию, как заявился я.
— Представьте, — он радостно рассмеялся. — Картина маслом: лежит наш Сергуня как последний лох, под забором, ножки поджал. Хорошо еще, что ксиву со стволом не сперли, а могли.
Аллочка, пухлая аппетитная блондинка звонко рассмеялась, она, видимо, представила себе эту самую картину, и девушке тоже стало весело. Заложила ногу за ногу и сделала вид, что поправляет куцую форменную юбочку.
— А пока он там валялся, — тряхнув челкой, вступила в разговор еще одна юная следачка, — ты, Мишаня, небось, крутил злодею руки и бил мордой об забор? Какой же ты все-таки орел, — поднялась со стула, в несколько длиннющих шагов пересекла кабинет и включила чайник. — Серега, чайку выпьешь?
— Попробую, — поколебавшись, ответил я. — Покрепче и без сахара.
Лоскутов обиженно засопел, но смолчал. Наташа, почти двухметрового роста, лошадиной внешности девица, всегда говорит исключительно то, что думает, причем всем, невзирая на чины и должности. И без каких-либо для себя последствий: папа у девушки числится не последним человеком в Следственном комитете страны, а сама она дорабатывает в управе последние месяцы, перед тем как с песнями перейти туда же под крылышко к родителю или кому-нибудь из друзей родителя.
Забросила в большую синюю кружку пакетик с заваркой, залила его кипятком и поставила на стол. Тяжко вздохнула.
— Уходил бы ты отсюда, Серега, — придвинула ко мне емкость. — Съедят ведь.
— Подавятся, — хмуро ответил я и посмотрел на Мишаню. Тот криво усмехнулся и покачал головой. Видимо, он так не думал.
Сделал глоток из кружки и тут же из глубины желудка рванулся к горлу соленый ком. Несколько раз сглотнул и все-таки удержал его внутри себя, чем не доставил товарищу по службе ожидаемого удовольствия. Посидел немного и сделал еще глоток, потом еще один и еще. Чай прижился, стало легче настолько, что даже захотелось курить. Я достал из ящика стола сигареты, встал на ноги и двинулся из кабинета.
