— Почему он именно тебя пригласил?
— Не могу знать, товарищ полковник!
— О чем говорили?
Евгений задумался. А действительно, о чем?
— Майор жаловался на какие-то неприятности по службе…
— Какие именно? — жадно перебил Сундуков, и Евгению показалось, что еще мгновение — и полковник перепрыгнет через свой стол, схватит его за грудки, станет трясти, выбивая правду.
— Он не конкретизировал. Жаловался, что вызвали в Москву, а разговаривать не хотят.
— Что еще?
— Ничего больше. Выпили, закусили и разошлись.
— Все?
— Вроде бы все…
— Вроде бы?
— Нет, все.
Полковник в задумчивости побарабанил пальцами по столу, не отрывая взгляда от лица Евгения, потом решительно сказал:
— Вот что, капитан. Я отстраняю тебя от операции. Отправишься на Полигон, будешь дожидаться там следователей. С территории — ни на шаг. Никаких звонков. Сидеть и ждать. Все ясно?
— Так точно.
У него имелась масса вопросов, но сейчас для них было не время. Главное, что ни в чем виноватым он себя не чувствовал. Впрочем, мало ли у нас наказанных невиновных?
На Полигон его отвез незнакомый капитан в сопровождении вооруженного солдата. Но об аресте Евгению никто не объявлял. В нарушение приказа он успел шепнуть Ступину, чтобы тот позвонил Наташке и сказал о неожиданной командировке. Незачем девчонку попусту волновать. У нее сессия на носу. Старший лейтенант незаметно кивнул и проводил товарища долгим взглядом.
Первую неделю Евгений вспоминал все свои встречи и разговоры с Симоновым и лишний раз убеждался, что ничего криминального в этих встречах и разговорах не было. Вот разве что письмо, которое он передал по указанному адресу… Так ведь и здесь странностей не наблюдалось. Ну, попросил вышестоящий офицер передать весточку с оказией! Так что из этого? Надо было отказаться и сразу же бежать в особый отдел — докладывать? Не те времена, уважаемые! Врагов народа сейчас нет! Как не было их, впрочем, и тогда… Воровал этот майор у государства — пусть государство с ним и разбирается. При чем здесь капитан Миронов?
По территории Полигона он не разгуливал. Ему намекнули, что это было бы нежелательно. Поэтому Евгений в основном сидел у себя в комнате, лишь изредка выходил на веранду покурить. Читал, смотрел маленький черно-белый телевизор со слабой надеждой услышать что-либо, касающееся его дела, в новостях. Тщетно, как и ожидалось. Страна жила своей жизнью: пахала, сеяла, плавила, строила, ставила рекорды. Изредка показывали скучные фильмы. Новости неизменно начинались со слов: «Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев…», далее следовали сообщения о приеме делегаций, визитах и прочих свершениях «дорогого и любимого». Обычная тягомотина. Кое-что увидев во время операций, Евгений знал, что телевидение не обязательно должно быть таким серым и тоскливым, что в мире существует масса веселых и занимательных программ. Вот только советскому зрителю их не показывают.
Единственным утешением было отсутствие навязчивой и тупой рекламы, которая в других странах просто не давала спокойно смотреть эти самые передачи, перебивала их в самых интересных местах. Может быть, ее не имелось потому, что нечего было рекламировать в Советском Союзе? Все производимые или ввозимые товары раскупались народом «на раз», безо всякой рекламы.
Потом приехал следователь, в чем-то даже симпатичный молодой человек с уже седыми висками. Он так и представился:
— Капитан Расулов, следователь по особо важным делам.
Следователь не кричал, не топал ногами, не угрожал, не светил настольной лампой в лицо. Что особо отрадно — не пытал. Он настойчиво и въедливо расспрашивал о контактах Миронова с Симоновым, заставляя его вспоминать эти контакты буквально по минутам. И одновременно, как бы невзначай, вызнавал о детстве Евгения, его юношеских годах, училище, службе в десантной части. Кроме того, проскальзывали вопросы об отношении коммуниста Миронова к советской власти, руководителям партии и правительства, к западному образу жизни, к литературе, кино, музыке. О живописи, правда, не спрашивал.
О контактах с Симоновым Евгений, в дополнение к устным допросам, должен был излагать и на бумаге. Причем ежедневно одно и то же, будто следователь надеялся на какие-то новые подробности, забытые подследственным ранее и сейчас всплывшие в его памяти. Все допросы проходили почти в дружеской обстановке, в виде доверительных бесед, под сигаретки. Бутылки на столе только и не хватало.
Евгений ожидал, что будет страшнее. И на третий день напрямую спросил Расулова: в чем же все-таки обвиняют Симонова? Действительно, проворовался? Так при чем здесь Евгений?
Следователя его вопрос ошарашил.
— Кто вам сказал, что Симонов — вор? Он обычный шпион, завербованный иностранной разведкой и работавший на нее несколько лет.
Ба-бах! Уж этого Евгений не ожидал никоим образом! Милейший Алексей Васильевич — шпион? Бред какой-то! Органы что-то напутали. Не мог заслуженный человек, офицер Советской армии, тот, кому доверили отбирать кадры для работы в СОБ, быть вражеским агентом, приносить вред своей Родине!
Так он и сказал Расулову. Следователь сразу подобрался, глянул на подследственного с насмешкой.
— Не мог? Тогда почему же он бежал за границу с помощью своих иностранных хозяев? Ваш любезный Симонов уже объявился в Америке!
Бежал?! Ну, блин! Ничего себе поворот событий! Вот теперь ошарашен был Евгений. Лишь несколько секунд спустя он обнаружил, что пытается прикурить сигарету с фильтра, сунув ее в рот другим концом. Закашлялся, скомкал в пепельнице. Спросил:
— Это точно?
— Точнее некуда. По нашим каналам информация прошла, — сухо ответил Расулов.
Так вот почему его держат здесь и ежедневно допрашивают! А он-то, дурак, думал, что пытаются узнать, какими путями Симонову удавалось воровать. Не деньги он воровал, информацию, секретные сведения! Продался! Теперь ясными становились его слова о неправедных деньгах, вот что он имел в виду…
И получается, передав тот конверт, Евгений стал курьером шпиона? Да-а, действительно тогда в пору было бежать в особый отдел, стучать на Симонова. Ах, Алексей Васильевич! Что же ты натворил!
Кстати, о конверте и просьбе майора он добровольно рассказал на первом же допросе, и адрес, куда отнес письмо, сообщил. Не было ему смысла скрывать что-либо. Расулов отнесся к его словам безо всякого энтузиазма. Очевидно, этот адрес был ему уже известен.
Допросы продолжались еще несколько дней, но уже без особого напора. Следователю стало ясно: ничего Евгений больше не знает, и новость о шпионской миссии Симонова была для него шокирующей.
Потом следователь исчез, и Миронова вообще не трогали несколько дней. А финалом стал приезд на Полигон полковника Сундукова.
