– Да, но вам не понять. Ни один мужчина не способен
поверить, что богатый и успешный человек может быть глубоко несчастен, –
укоризненно сказала Таня.
Соловей усмехнулся.
– Если ты такая добрая, отправляйся в человеческий мир
и жалей бомжей. Это будет хотя бы последовательно.
– Почему?
– Ты не задумывалась, почему жалеть успешных Гуриков
выстраивается очередь, а на бомжей, стариков и сирот, которые действительно
нуждаются в жалости, всем плевать? В лучшем случае обойдут их метров за десять
и не пнут ногой. И вообще осторожнее с жалостью, девочка. Поверь моему
скромному многовековому опыту: жалость разбила в этом мире больше судеб, чем
все стрелы и мечи вместе взятые. Со временем любые раны затягиваются сами,
жалельщики же их только растравливают. Опять же те, кого жалеют, подсаживаются
на жалость, как на иглу, и сознательно начинают создавать поводы для жалости.
Замкнутый круг – любимая геометрическая фигура идиотов, – насмешливо
сказал Соловей.
Таня ничего не ответила, однако подумала, что ее вновь
поняли неправильно. То, что Гурик несчастный, вовсе не означает, что конкретно
она, Гроттер Татьяна Леопольдовна, собирается записываться в очередь дамочек,
стоящих с носовыми платками и одноразовыми салфетками.
– Выбрось все лишнее из головы и готовься! С
сегодняшнего дня у тебя начинается тяжелая жизнь. Две тренировки в день плюс
вечером занятия по индивидуальной программе. Экзамены, болезни, личная жизнь –
все это меня не интересует. Любую уважительную причину заведомо объявляю
неуважительной. Хотя бы тебе пришлось вытаскивать Сарданапала из пропасти на
веревке. Видишь, что опаздываешь, – обрезай веревку, ноги в руки и марш
сюда!
Таня улыбнулась. Другого она не ожидала. В своей страсти к
драконболу старый тренер не брал пленных.
– Вы очень добры, – сказала она.
– Те, кого я грабил когда-то на прямоезжей дорожке,
тоже так считали. Подозреваю, именно тогда и возникло выражение «просвистеть
денежки», – согласился одноглазый тренер. – Погода меня тоже не
волнует. Хоть дождь с градом, хоть ураган – ты должна быть на поле. Лучше если
ты сейчас умрешь от насморка или перегрузок, чем через двадцать дней от
драконьего пламени. Вопросы есть?
– Только один.
– По существу?
– Надеюсь. Кто будет десятым игроком сборной вечности
вместо папы?
Единственный глаз тренера вскинулся на нее. Таня ощутила
ожог. Соловей был сильным магом.
– Почему ты спросила именно об этом? – подавшись
вперед, хрипло произнес тренер.
– А что тут такого? Я только хочу понять, против кого
придется играть.
Тренер некоторое время пристально смотрел на Таню, затем
моргнул и отвернулся.
– Прости… Ты сама не представляешь, о чем сейчас
спросила. От того, кто будет десятым игроком, зависит не только судьба матча. И
это все, что я тебе сейчас могу сказать. Прости! – буркнул он.
В раздевалку просунулась румяная физиономия Маши Феклищевой.
Два верных пажа из третьекурсников тащили за ней щелкавшее зубами чучело
крокодила.
– Привет! А я думала, тут никого! Здрасьте, Соловей
Одихмантьич! Привет, Тань! – сказала она зашкаливающе бодрым уличным
голосом.
Таким голосом говорят только молодые радостные люди, когда,
запыхавшись от бега, появляются на пороге. Это их визитная карточка.
Соловей оглянулся на Таню и быстро поднес палец к губам.
Таня поняла, что о матче со сборной вечности он расскажет команде сам и в
другое время.
Без особой цели, просто желая занять руки, Таня сунула
ладонь в карман и ощутила скомканный бумажный лист. Интересно все же, как он оказался
на поле? Джинны читали?
– А некромаги когда-нибудь играли в драконбол? Я имею в
виду – на профессиональном уровне? – спросила она просто так, из озорства.
Металлическая дверца шкафчика, которую Соловей собирался
захлопнуть, внезапно оторвалась и осталась у него в руке. Некоторое время
тренер с недоумением разглядывал ее, затем отбросил и вышел.
Глава 2
Серый камень
Всякое чувство и всякое удовольствие нужно прекращать на
пике. Тогда оно запомнится. От крошечного кусочка торта удовольствия всемеро больше,
чем от целого торта, который тебя заставят съесть под ружьем.
Личные записи
Сарданапала Черноморова
Когда после тренировки Таня прилетела в Тибидохс, по
коридорам школы на дрожащих паучьих лапках бродили слухи. Они вползали во все
двери, забегали в путаные проходы и поднимались по лестницам, на ходу обрастая
паутиной подробностей.
Все уже знали, что Магщество доставило в Тибидохс нечто
чудовищно важное и что преподаватели совещаются в кабинете Сарданапала. Склепы
Магщества находились пока на прежнем месте – у подъемного моста. Из главного,
бронированного, склепа так никто и не вышел. Сглаздаматчики окружали его
четырехугольником, никого не подпуская. По углам четырехугольника они
установили пепелометы.
Слухи распространяли все, кому не лень. Особенно старался
поручик Ржевский. Он сунулся было к боевым магам, надеясь, что как призрак
пролезет куда угодно, но его немедленно дрыгнули-брыгнули, причем так
капитально, что он едва не утратил сущность.
– Хорошо еще, что я, как благородный человек, пропустил
вперед жену! Она у меня особа шустрая, смылась первой, так что овдоветь опять
не удалось! – охотно пояснял он всем, кто интересовался.
Интересовались, увы, немногие.
Заметив на балкончике Большой Башни Тарараха, Таня подлетела
к нему. Питекантроп был не в духе. Он стоял, облокотившись о перила, ковырял в
зубах и сердито сплевывал вниз, на брусчатку.
– Добрый вечер, Тарарах! – сказала Таня,
притормаживая у балкончика.
– Два раза в день здороваются только подхалимы. Или
если кому-то не терпится что-нибудь разнюхать, – пробурчал питекантроп.
Он взял Таню за пояс, приподнял над перилами и, помогая ей
не разбить инструмент, осторожно поставил рядом с собой. Таня перехватила
контрабас за гриф.
– Ты меня разоблачил. Я надеюсь разнюхать, –
сказала Таня.
– Знаю, даже сочувствую, но сказать тебе ничего не
могу. Сарданапал связал нас Разрази громусом! – заявил честный
питекантроп.
– Клятва есть клятва. Я и так догадываюсь, что привезли
артефакт, – сказала Таня.
