– Вне… то есть в ограде… там земля другая, оттуда не
вылезет… то есть не сразу вылезет… – путался двоечник.
Медузия благосклонно кивнула.
– Значит, не сразу, Андрэ? Ну и на том спасибо, что
хоть не сразу. Будет время чуток отряхнуть лопату… Приходи через недельку,
дружок. Подучи еще!
– Но я в восьмой раз уже прихожу! – простонал
бедолага.
– Именно. А я в восьмой раз трачу на тебя свое
бесценное время… Но не унывай, дружок! У тебя осталось всего две попытки. Если
не сдашь с десятой, личное общение с парочкой разъяренных верфольфов я тебе
гарантирую. Лучше сама убью дурака, пока этого не сделал кто-то другой. Ступай,
дружок!
Переставляя ноги как паралитик, потомок Дантеса пошел к выходу,
всем своим видом изображая скорбь. Однако, едва дверь закрылась, он тотчас
повеселел и помчался по коридору.
– Non scholae, sed vitae discimus,
[4]
– нравоучительно
сказала Медузия.
Услышав знакомую латынь, перстень Феофила Гроттера попытался
разразиться целой тирадой, однако Таня сунула руку в карман. В темноте
старикашка быстро засыпал.
Медузия опустилась в кресло и, откинувшись на спинку,
посмотрела на Таню. При магическом свете, который, пульсируя, истекал из шара,
ее волосы казались темнее, чем при дневном.
– Итак, ты попала ко мне случайно? – спросила она.
– Да.
– И часто ты бродишь ночами по неосвещенному Тибидохсу?
– Обычно он не такой темный, – уходя от прямого
ответа, сказала Таня.
Медузия кивнула, задержав голову в нижней точке. Подбородок
коснулся ключицы. Никакого намека на второй подбородок! Античная красота не
страшится времени. Пипа взорвалась бы от зависти, смешав пурген с
нитроглицерином.
– Согласна. Сарданапал понизил фоновый уровень магии в
Тибидохсе, и это сказалось на факелах. Мы надеемся, что это временное
явление, – сказала доцент Горгонова.
– А зачем было разрешать Магществу привозить в подвал
Башни Призраков невесть кого? Чтобы бояться материализации духов хаоса? –
не удержавшись, спросила Таня.
Медузия забарабанила тонкими пальцами по столу.
– Откуда ты знаешь? Совала нос в чужие дела? –
проницательно спросила она. Концы ее прядей приподнялись и зашипели.
Таня промолчала. Сказать «да» она не могла. Обмануть же
Медузию было невозможно. Молчание – лучший вариант, когда тебя заставляют
выбирать между двумя крайностями. Она боялась, что доцент Горгонова будет
настаивать на ответе, однако этого не произошло.
– Тот, кто много знает, берет на себя чужие скорби. А
раз так – стоит ли принимать на плечи непосильный груз? – загадочно
спросила Медузия.
– Но кто-то же должен его нести?
– Кто-то да. Но лучше вначале решить собственные
проблемы. Что ты сказала бы о лопухоиде, который берется осчастливить
человечество, в то время как собственные родственники от него волком воют?
– Что ему не повезло с родственниками, – сказала
Таня.
Медузия великодушно кивнула.
– Пусть так. Но тогда и не факт, что ему повезет с
человечеством… Посмотри на меня!
– Зачем?
– Посмотри! – мягко, одновременно властно
повторила Медузия.
Таня ощутила, как против ее воли голова поднимается. Мудрые,
с золотой искрой глаза Медузии на миг встретились с ее глазами. Таня хотела
моргнуть, но не смогла. Это продолжалось всего миг. Медузия кивнула и
отвернулась.
– Не бойся! Я не подзеркаливала тебя. Это скучно… Я
лишь считала твою доминанту. Ветер судьбы. Груз кармы. Текущее настроение –
назови это как хочешь.
– И что?
– Ты как никогда близка к унынию, девочка. Ты висишь на
краю крыши, в кромешном мраке, сама не ведая, что внизу. То ли небольшая высота
и стог соломы, то ли пропасть с камнями на дне. Руки устали. Подняться наверх
уже невозможно. Значит, надо рискнуть и сделать рывок. А там одно из двух. Или
сорвешься, или выберешься, – спокойно сказала Медузия.
Таня уставилась на нее с удивлением. О ком это она? Неужели
о Бейбарсове? Но ведь Медузия сказала, что не подзеркаливала. Значит, совет,
который она дает, глобальнее.
– Проблема выбора – самая большая женская проблема. Мы
так боимся ошибиться, видим в каждом решении так много разных «за» и «против»,
что предпочитаем, чтобы выбор делали за нас. Так гораздо удобнее. Но это не
всегда срабатывает. Пока две вежливые домашние собачки стоят возле косточки,
повиливая хвостиками и пытаясь определиться с ощущениями, насколько они
голодны, чтобы есть нестерильную пищу в неподобающем месте, подскакивает
голодный уличный барбос – и хвать!.. Косточка достается ему. В общем, в любой
ситуации ключ ко всему – решимость.
– Вы хотите сказать, что я нерешительная? –
спросила Таня.
– Нет. Как раз решимости тебе не занимать. Жертвенной
решимости. Когда дело касается драконбола или однозначных стрессовых ситуаций,
ты действуешь не задумываясь. Но когда ситуация не стрессовая и выбор есть,
начинаются бесконечные сомнения. Ты думаешь, и чем больше ты думаешь, чем
дольше топчешься на месте, тем более глубокую яму под собой вытаптываешь. Со
временем, если это топтание не прекратится, ты окажешься на дне оврага. И это
при том, что вокруг равнина, а овраг ты вытоптала сама, – сказала Медузия.
Доцент Горгонова наклонилась к столу, почти коснувшись носом
ростка.
– Молодые смоковницы пахнут приятнее бука. Все же Рахло
гений… – сказала она задумчиво.
Завораживающие, с золотой искрой глаза вновь поднялись на
Таню.
– Меньше думай, смелее действуй. Роковых ошибок не
бывает. Роковая ошибка может быть только одна: когда человек сдается, опускает
руки и перестает барахтаться. Но и не напрягайся, когда идешь к цели.
Напряжение выматывает. Просто иди – спокойно, уверенно, не отвлекаясь на
сторонние цели, даже если они кажутся близкими и доступными. Это иллюзия.
Кстати, Ягге никогда не прописывала тебе «капли бодрости Теренция»?
– Нет.
