Таня понимала, что именно злит Нефертити. Резкая как хлыст,
колючая, неуживчивая, неспособная к компромиссу и притворству, Маланья смутно
завидовала Лизхен. Херц успешно существовала в амплуа несчастной Дюймовочки,
которую каждому мужчине хочется укрыть лепестком тюльпана. Маланья же, гораздо
более нежная в душе, казалась всем «женщиной с хлыстом» и нравилась только
несостоявшимся мямликам и пожилым дяденькам с размытыми фантазиями.
Внезапно Нефертити резко повернулась и посмотрела на Ваньку,
стоявшего в шаге от Тани. Взгляд ее стал настороженным.
– Кто ты? – спросила она резко.
– Э-э… Иван, – отвечал тот с легким удивлением.
Таня невольно улыбнулась. Слушать, как Ванька называет себя
Иваном, было смешнее, чем самой называть себя «Татьяной». Ох уж эти полные
имена! Иван Владимирович и Татьяна Леопольдовна – застрелиться и не встать!
– Я, кажется, не спрашиваю, как тебя зовут! Я
спрашиваю: кто ты? – повторила Маланья тоном следователя.
– Маг. Выпускник Тибидохса, – сказал Ванька, не
совсем понимая, чего от него добиваются.
Маланья дернула головой. Ее темная челка мотнулась, повторяя
ее движение.
– Маг? Ты не маг.
– Почему это? – растерялся Ванька.
– У тебя аура с отвердевшим внешним слоем. Аура,
которая оставляет энергию внутри, накапливая ее, а не распыляя. Вроде рогового
панциря.
– Ну и что?
– Такая бывает у некромагов и упырей. Ты не некромаг?
– Я? Нет, – сказал Ванька с возмущением.
– Странно. Очень странно. Ну, будем считать, что я
ошиблась, – сказала Маланья.
Таня с беспокойством оглянулась на Ваньку. Аура некромага?
Сомнений нет: Глеб использовал жидкое зеркало Тантала. Не факт, что Ванька
станет некромагом, но его судьба теперь неразрывно связана с Глебом. Если,
конечно, дело не в том укусе упыря, когда Ванька с Тарарахом разносили пегасню.
Соловей О.Разбойник перестал чертить прутиком линии на
песке. Поднялся. Прищурил единственный глаз на солнце.
– Вечные опоздания! Без четверти десять. Договорились,
что все будут к девяти… Кого еще нет?
– Умрюк-паши… – сказал Рамапапа.
Умрюк-паша был бабай, такой длиннорукий, что, по словам
Ягуна, мог хватать мячи прямо с поля. Летал он на коврике-циновке и отлично
играл как в нападении, так и в защите.
– Умрюк всегда опаздывает. Мне это надоело. Надо его
отравить за ужином, – прошуршала Энтроациокуль.
Будь это сказано кем-то другим, слова можно было бы
расценить как шутку, но тут почему-то никто не улыбнулся.
– А Пуппера не будет? Мне нравится его трехдневная
щетина, хотя на самом деле он отращивает ее добрую неделю… – томно сказала
Лизхен Херц.
Соловей О.Разбойник покачал головой.
– Нет. Пуппер будет, но прилетит в последний день перед
матчем. Тренироваться с нами он не сможет по причинам, как мне написали,
морально-этического толка.
– Причина морально-этического толка, отодвинься! Ты
загораживаешь мне солнце! Мне надо загорать, а то я такая бледная! Представьте,
у меня на теле видны синие жилки! – сказала Херц, обращаясь к Тане.
Эразм Дрейфус от страсти закатил глаза. Энтроациокуль
захихикала, точно зашуршала бумагой. Сложно сказать, что именно ее насмешило.
Синие жилки Лизхен Херц или ее намек на Таню.
– Как-то во время матча я пыталась насадить Пуппера на
свой шест. Увы, не получилось. Забавный мальчонка, серьезный такой,
вдумчивый, – вспомнила она.
Таня с Соловьем обменялись быстрыми взглядами. Взгляд Тани
был вопросительным – Соловья немного виноватым. «Зачем вы пригласили эту
психопатку?» – мысленно спрашивала Таня. «Прости. Я знаю, что она ненормальная,
но выбирать было особенно не из чего. Она отлично играет», – так же
беззвучно отвечал тренер.
Энтроациокуль воткнула шест в песок.
– Не все доживут до матча! Будут жертвы: среди них
одноглазый старикан и молодая дура на контрабасе! – прошамкала она. Таня
не в первый раз убедилась, что бактрийская ведьма слышит все их мысли.
Высоко над стадионом полыхнула Грааль Гардарика.
– Умрюк-паша! – сказал по-орлиному зоркий
Рамапапа. – А что у нас с драконом, Соловей? Кого мы выставим против
Змиулана? Как обычно Агриппу Эйлаха Флюса?
Соловей согнул в руках прутик.
– Нет, – сказал он. – Трехглавый себя не
оправдает. Он слишком туп. Предложил бы Гоярына, но Гоярын стар. Придется
искать другого дракона.
– Но Лизхен могла бы, как и раньше, стать «мозгами»
Агриппы Эйлаха! – предложила Таня.
Херц поморщилась. Она не любила засвечивать свой дар
манипулирования всеми, кто имел отношение к мужскому полу. В том числе
драконами.
– Нет. Этот фокус хорош, но лишь для рядовых матчей.
Сборная вечности просчитает все вмиг. Они снесут Лизхен в первые пять минут,
после чего накормят тупого дракона мячами с ложечки, – сказал тренер.
Рамапапа подтвердил его правоту.
– Да. Сборную вечности сложно чем-то удивить. Агриппу
Эйлаха они сметут с поля, как кучу мусора. Никакие огненные струи не помогут.
– Тогда пусть нашим драконом станет Тангро! –
сказала Таня. – Это будет очень необычно. Поймать его невозможно. К тому
же у него такая маленькая пасть, что туда не залетит ни один мяч.
– Драконы-карлики в соревнованиях не участвуют.
Существует вполне официальный запрет. Что это за ворота, которые не увидишь и в
бинокль? – сухо отрезал Соловей.
Рамапапа кивнул.
– Дракон – это еще полбеды. С воротами извернуться
можно, если хорошо поломать голову. Меня больше занимает другое.
– Что? – настороженно спросил тренер.
– Кто заменит в сборной вечности выбывшего Гроттера?
– Узнаем на матче. Выбираю не я. Выбирают в Потустороннем
Мире, – сказал Соловей.
Голос его звучал вполне обычно, не выдавая волнения. Однако
Таня заметила, что старый тренер зачем-то оглянулся на башни Тибидохса. Что
касается Энтроациокуль, то она сделала полшага назад. На сморщенном лице
бактрийской ведьмы отразилось нечто вроде суеверного ужаса.
«Ей что-то удалось подзеркалить. Но что?» – подумала Таня.
* * *
