– Примерно так: мысли текут по стволу характера и
выбрасывают побеги поступков. Светлый прозрачный сок – созидательные,
гнилостный – разрушительные. Зло не столько зло, сколько отсутствие добра.
Любая пустота, лишенная добра, неминуемо заполняется его противоположностью.
Или немного иначе: зло – есть болезнь добра. Кажется, так. В общем, я не силен
в философии лешаков. Знаю только, что соки для них важнее, чем имена людей.
Только по сокам они нас и отличают. В остальном мы для них на одно лицо. Глаза,
нос, черты лица – это все туманно, поскольку не являются складками коры. Поди
отличи, кто где! Правда, они дают нам всем имена на свой лад… – пояснил
Ванька.
Таня покачала головой.
– Сложно как все. Просто этическая магия… Имена?
Правда? А тебе, Ванька, лешаки какое имя дали? – спросила она с
неожиданным интересом.
– Разговаривать с лешими трудно. И понимать их трудно.
Они в основном скрипят, – уклончиво отвечал Ванька.
– Не крути! Уверена, ты их понимаешь! – настаивала
Таня.
– Ну немного… Лешаки не любят спешки. Жить надо
медленно, но невероятно упорно, а думать спокойно и прочно – именно так живет и
мыслит дерево.
Однако Таню было не отвлечь.
– Не заговаривай мне зубы!! Имя!
– Ну хорошо. Ясень с дубовым соком, – смущенно
сказал Ванька.
– Ясень?
– Да. А ты – рябина с березовым.
– Они же меня не видели!
– Ты как-то была у меня и пролетала над лесом. Они
наблюдательные, эти лешаки, хоть по ним и не поймешь, – заметил Ванька.
– Как может у ясеня быть дубовый сок, а у рябины
березовый? – влез Ягун.
Ванька не знал.
– Я же не лешак, – сказал он.
– Кто тебя знает? По мне, кто сидит в чаще – тот и
лешак, – хмыкнул Ягун. – А я, интересно, кто? Вот бы спросить.
Эвкалипт с пальмовым соком? А? Давай у этого чувака спросим?
– На твоем месте я бы этого не делал, – серьезно
сказал Ванька.
– Почему?
– Вдруг он ляпнет, что ты болтливый пенек с мухоморным
соком? И все об этом узнают. У лешаков новости быстро распространяются. Сруби
родовое дерево в Аргентине, а на другой день в питерском ресторанчике осколок
деревянной вешалки вопьется тебе в артерию. Несчастный случай. Медицина нервно
докуривает бычки у помойки, – сказал Ванька, глядя на лешака.
Лешак все так же загадочно поскрипывал и рукой, похожей на
корявую ветвь, манил Ваньку к себе.
– Я сейчас! Подождите меня! – сказал Ванька и,
оглянувшись на Таню, побежал к лешаку.
Двигался он быстро и легко – бегом не спортсмена, привыкшего
к пружинящему настилу стадионов, а мягким, бесшумным полубегом-полушагом
лесного жителя. Таня увидела, как рядом с лешаком Ванька остановился и вскинул
вверх руки с растопыренными пальцами. Сделано это было под тем углом, под
которым обычно растут молодые ветви. Именно так Медузия учила их когда-то
приветствовать лешаков.
Должно быть, лешак что-то говорил Ваньке, потому что Таня
слышала протяжный тягучий скрип. Ванька стоял молча, глядел себе под ноги и
лишь изредка вскидывал глаза на лешака.
– Что-то я устал ждать. Интересно, где Тарарах?
Солнечные часы потерял, а на песочные денег не хватило? – спросил Ягун.
Звук собственного голоса для играющего комментатора, как
известно, был предпочтительнее тишины. Таня не ответила. Она издали смотрела на
Ваньку, и ей казалось, что в развороте плеч у него появилось что-то новое. Не
сами плечи изменились, они-то остались прежними, а манера стоять, покачиваясь с
носка на пятку, поворот головы. Все это неуловимо напоминало Тане некую другую
личность. Брр-р-р! Срочно в магпункт и лечиться, лечиться, лечиться, как
завещал великий Древнир…
– Чего ты так на Ваньку смотришь? – подозрительно
спросил умный Ягун.
– Как смотрю?
– Как снайперша в оптический прицел. Смотрит и
прикидывает: свой солдат или чужой. Если чужой – пуфф!
– Ягун, у тебя бред!
– А у тебя, Танюха, карма такая – влипать в
неприятности, – продолжал Ягун.
– Почему это?
– Ну или слишком пессимистическое сознание.
Пессимистически-жертвенное. Осознанно или неосознанно, ты всегда идешь туда,
где на макушку тебе может упасть кирпич.
– Ерунда! Просто как-то так получается, что мне чаще
других встречаются сволочи, – сказала Таня.
– Сволочей в таких количествах еще поискать
надо, – заметил Ягун. – И вообще вежливых и деликатных людей куда
больше. Так уж сложилось. Доказывается это элементарно. Загляни в любую
вертикально стоящую трубу в лопухоидном мире. Между рейками скамейки, в любую
щель между стульями. Везде будут фантики, жвачка, раскисшие яблочные огрызки и
рваные бумажки. Кто их туда затолкал? Вежливые и деликатные люди.
Неожиданно Таня увидела Тарараха. Питекантроп быстро шел по
берегу пруда. На плече у него лежал скатанный в трубку ковер-самолет. Выглядел
питекантроп неважно. Утром он был свеж и румян, сейчас же иссиня-бледен, как
деревенский дуралей, которому предложили выпить двое вампиров. А он, наивный,
еще удивлялся, почему у них нет с собой бутылки.
– Ну что? Все здесь? Летим? – спросил Тарарах.
– Откуда вы? – спросила Таня.
– Пришлось подменить Сарданапала на дежурстве!.. –
кратко ответил питекантроп.
Таня и Ягун переглянулись.
– И как там в подвале? – спросила Таня.
– Я поклялся Разрази громусом, что ничего не
скажу, – пробурчал Тарарах.
Ягун махнул рукой.
– Ерунда. Любой громус можно обойти. Скажите: «Я не
видел в подвале ничего ужасного. Тантал не произносит имен духов мрака, Жуткие
Ворота не трясутся и вообще все пучком!»
Питекантроп настороженно посмотрел на него и, поняв, что
Ягун все знает, невесело усмехнулся.
– Ты и представить не можешь, насколько все
пучком! – заверил он и стал расстилать ковер-самолет.
Это был старый, протертый ковер с большими кистями, который
в обычное время лежал в кабинете Сарданапала. Когда это было нужно, ковром
пользовались и другие преподаватели. Что касается Тарараха, то он, как и
Ванька, был равнодушен к тому, на чем и как летать.
