Так и Таня, прежде видевшая Ваньку редко, раздражавшаяся на
него, злившаяся, но все же думающая о нем постоянно, теперь вдруг получила
слишком много Ваньки. Она не разлюбила его, но все же некоторый «передоз»
Ваньки определенно произошел. В первые дни они говорили почти сутками,
выхлестнули все эмоции, и теперь Таня находилась в некотором сердечном
недоумении. Что еще обсуждать? Что она не хочет лететь в глушь, а Ванька
собирается через пару недель вернуться в свою скрипящую лешаками чащобу? Хорошо
еще Ванька наделен был уникальным даром молчания. Молчать с ним было легко и не
томительно. Таня и сама была не слишком говорлива. Заполнять паузы чужого
молчания своей болтовней – почерк ягунчиков.
К тому же Ванька бывал все время занят. Каждые пять минут
объявлялся Тарарах и утаскивал его по неотложным делам. Где он выискивал
столько неотложных дел, Таня представления не имела. И где, интересно, эти
неотложные дела были раньше, месяц назад? Можно подумать, что на Буяне
свирепствует эпидемия чумы, которая косит магических зверей под корень.
После того разговора на крыше Бейбарсов не объявлялся. О нем
не было ни слуху ни духу. Таня даже не знала, где он скрывается. И хорошо, что
не знала, потому что Франциск и Вацлав все время ошивались поблизости. Как-то
ночью они попытались просканировать ее разум, но наткнулись на хитрую
блокировку. Получилось так, что не полувампиры нырнули в ее сознание, а Таня
оказалась в их, и целую ночь ей снились чужие вампирские сны. Утром же, сама не
отдавая себе отчета в том, что собирается сделать, она явилась в поварню и
вцепилась зубами в кусок сырого мяса.
В поварне как раз был Тарарах, заскочивший за костями для
пещерного льва.
– Завтракаем? – спросил он, особенно ничему не
удивляясь. – У вас с Ванькой синхронные заскоки! Вы прямо как моя невеста!
– У тебя есть невеста? – удивилась Таня.
Ощутив во рту вкус крови, она опомнилась, выронила кусок
мяса и стала полоскать рот.
– Так что там с невестой? У тебя есть невеста,
Тарарах? – продолжала она с любопытством.
– Была в пещерные времена, – неохотно сказал
Тарарах. – Мы бродили по лугу, и она вдруг увидела мышь.
– Завизжала, конечно? – спросила Таня.
Тарарах уныло покачал головой.
– Убила ее камнем и съела. Сырую, сдирая шкурку зубами.
А после этого полезла ко мне целоваться. Это был уже перебор. Я бросил ее.
Потом поумнел и много раз говорил себе: зачем? Если не прощать любимым
маленькие недостатки и причуды, то кому их прощать? Почему знакомым и
посторонним людям мы прощаем почти все, а любимым ничего? Где логика?
Тарарах взял кости и ушел, а Таня еще долго стояла в
задумчивости. Никогда раньше Тарарах не говорил с ней о любви. Видно, она
действительно выросла.
* * *
Дни шли. Таня постоянно ощущала близкое присутствие
Бейбарсова. Просто на уровне интуиции, у магов безошибочной. Но вот где он
прячется? Этого она не могла определить. Сознан??е наталкивалось на идеальную
защиту некромага.
Получилось так, что невольно Таня думала о Бейбарсове
постоянно. Упрямо не желала его видеть, но думала, думала. Если бы он пришел,
она бы прогнала его, но проблема в том, что он не приходил и прогонять было
некого. Выходило как в популярной психологической игре: «Не звони мне! Я тебе
сто раз говорила: не звони мне!.. Забудь этот номер!.. Эй, чего ты молчишь?
Куда ты делся? Не смей молчать!»
Целые дни Таня проводила на драконбольном поле. Выматывалась
так, что, когда тренировка заканчивалась, у нее не хватало сил сосчитать
игроков собственной команды. То ей казалось, что их пять, то, что добрая сотня.
Раду Соловей держал пока в ангаре, связав джиннов клятвой,
которую даже эти балаболки не способны были нарушить. Сборная мира оставалась в
неведении, какой из драконов будет ее воротами. Кроме тех, кто летал за Радой
на остров, о драконихе знали только Лизхен Херц и Маланья Нефертити. Именно они
тренировали Раду ночами, когда остальные игроки расходились отдыхать. Это был
приказ Соловья. Объяснялась таинственность просто. У тренера не было уверенности,
что Рада сумеет восстановиться и будет готова к игре. А раз так – лучше
одновременно готовить двух драконов: Раду и Гоярына.
В тот день тренировка затянулась. Соловья пробило на высший
пилотаж в составе боевых двоек. Заниматься этим в темноте, осенью, когда
границы поля расплываются, а песок не виден из-за тумана, – отдельная
песня. Даже самоубийца дал бы задний ход. Однако в данном случае выбора не
было. Если они не сумеют удивить сборную вечности, преподнести ей нечто
кардинально новое, шансов у них нет.
Боевая двойка – это два игрока, составляющие в атаке и
защите единое целое. Пара, понимающая друг друга лучше, чем супруги, прожившие
вместе пятьдесят лет. Ощущающая каждую мысль, каждое движение напарника. Пара –
как тактическая единица. Сложно сказать, было ли это оригинальной находкой
тренера или встречалось в спорте когда-либо прежде, однако для Тани это явилось
неожиданностью.
Особенно, когда в боевую пару Тане Соловей внезапно
назначил… Энтроациокуль. Когда он произнес: «Гроттер», а сразу после –
«Энтроациокуль», Тане почудилось, что она ослышалась. Бактрийскую ведьму? Она
бы предпочла Рамапапу или Маланью Нефертити.
Не веря своим ушам, Таня подлетела к Соловью.
– Но почему она? Почему?
Соловей нахмурился. Во время тренировок задавать вопросы не
полагалось. Только после, на разборе.
– Ты отнимаешь время! – крикнул он.
– Я хочу знать! Я требую!
– Она твоя вторая половина.
– ЭНТРОАЦИОКУЛЬ?
– Ты ее светлая тень. Она – твоя темная тень. Вы полная
противоположность. Свет и тьма. Молодость и мудрость. Идеализм и коварство. И
при всем том у вас больше общего, чем вам кажется. Короче, вы прекрасно
уравновешиваете друг друга. Вместе вы непобедимы… А теперь марш, марш! Ты и так
уже отняла у команды тридцать секунд!
Соловей замахал руками. Таня неохотно развернула контрабас и
подлетела к Энтроациокуль. Бактрийская ведьма ухмылялась.
– Что, напарница? Пыталась отделаться от своей темной
тени? Вперед, крошка! Шевели смычком! И помни: если ты подведешь меня на поле –
я тебя прикончу.
– А если тормозить будешь ты?
– В этом случае я тоже попытаюсь прикончить тебя
первой, чтобы избежать твоих укоров! Вперед!
Разгневавшись, Таня сделала такой стремительный «мгновенный
перевертон», что Энтроациокуль нагнала ее лишь к середине петли. Но все же
нагнала…
* * *
