«Вот черт!» — мелькнуло в голове у лейтенанта. — «Это становится не смешно. Начиная с поезда… Да что за проклятье»!
Тем не менее, вошедший поздоровался, а Олег сдержанно ответил.
Потом абрек без приглашения уселся на кровать Булкина, и приступил к расспросам. Кто? Да откуда?
Мищенко отвечал сухо, без подробностей. По ходу дела доел свое кушанье, не наелся, но за добавкой, естественно, уже не полез.
— Надо отметить знакомство! — заявил вошедший, который, видимо, все-таки просто забыл представиться. Хотя как зовут Олега, он таки спросил.
— Это как? — спросил Мищенко, не вставая из-за стола, и меланхолично ковыряясь спичкой в зубах.
— Ну, за водкой сбегай, а я пока полежу тут отдохну.
Это был откровенный наезд, сомнений не оставалось — добром все это не кончится.
— А я думал, надо в гости со своей ходить, — прямо сказал Олег.
Абрек подскочил:
— Это ты в гостях! Это ты на мою землю сюда приехал!
Ситуация выходила из-под контроля, и исправить ее вряд ли уже было можно.
— Это земля Российской Федерации, а не твоя, — ответил Олег.
— Это с каких пор? — ухмыльнулся местный, и его оскал ничего хорошего собеседнику уже не предвещал.
— Лет двести уже, — снова ответил Мищенко.
Абрек схватил с тумбочки Булкина лампу, и попытался ударить ее Олега по голове.
Лейтенант уклонился, но абрек был быстр, и, не попав по голове, очень больно ударил Олега по плечу. Рубикон был перейден.
Мищенко нанес ответный удар левой рукой, но выпад получился не сильный, и хотя кулак въехал местному в ухо, особого эффекта это не принесло. Абрек снова бросился на Олега.
Вскоре лейтенант убедился, что незваный гость совсем не прост. Очевидно, что раньше он занимался или боксом, (или борьбой — хотя это менее вероятно), реакция у него присутствовала, и удар был поставлен.
Во всяком случае, два тяжелых удара в корпус и в скулу Олег уже пропустил.
Однако и абрек, очевидно, не рассчитывал на такое сопротивление. Когда Мищенко все-таки достал его ударом ноги в челюсть, желания сражаться у нападавшего резко поубавилось, и теперь чувствовалось, что он с удовольствием убрался бы отсюда. Однако между ним и дверью стоял противник.
Абрек пропустил еще один хороший удар — в колено, что резко ограничило его подвижность. Теперь он только оборонялся, хмель на глазах вылетал из его головы.
— Тебя зарежут, черт! — прохрипел он.
Олег не отреагировал, он кружил вокруг противника, выбираю такой момент, чтобы одним ударом вырубить незваного гостя. А уже потом думать, что делать дальше.
Однако шум потасовки, наконец, привлек компанию из-за стены. По крайней мере, одного из участников.
В комнату сначала заглянул, а потом стремительно ворвался контрактник из местных — высокий, крепкий, с приятным, хотя и остроносым, лицом.
Олег сразу же отступил к боковой стене, повернувшись лицом к обоим противникам. Впрочем, как тут же выяснилось, контрактник противником не был. Он сильно и резко ухватил агрессивного аборигена за плечи, и выволок его из комнаты, сопровождая процесс выталкивания громкими криками на каком-то из местных языков, причем несколько слов он все же произнес по-русски. Это были, в основном, нецензурные слова, кроме нескольких — «Что же ты делаешь»?
Как потом узнал Олег, гражданин, ворвавшийся в его комнату, повторял этот «трюк» не первый раз. В молодости он, действительно, занимался боксом, и потому пару — тройку вновь прибывших лейтенантов ему удалось хорошо отделать. Предыдущий, между тем, все же решился заявить в милицию, и у Ахмеда Хачиева были крупные неприятности. Выразились они не в том, конечно, что он мог сесть за побои, а в том, что от милиции пришлось откупаться. На это пришлось занимать деньги. От всего этого Ахмед был страшно зол, и потому, по роковой случайности, вся его повышенная злоба вылилась именно на Олега.
Правда, и отпора такого он еще ни разу не получал. Ощутив, как это больно, когда бьют по лицу ногой, Ахмед несколько успокоился, затаил чувство мести, но снова в открытую кидаться на обидчика уже не решался.
Он решил, видимо, просто подождать подходящего случая.
Сам же Олег, посчитав, что «приключения» последних недель его уже достали дальше некуда, в первое же свободное «окно» сходил в КЭЧ, взял у теток адреса съемного жилья, и вскоре переехал к частнику, оставив «Дом с привидениями», как ему думалось, как страшный сон.
Часть 2
Мищенко.
— Пиво!.. Холодное, светлое, с легкой белой пенкой сверху!.. С пузырьками, бегущими со дна высокого бокала вверх, и лопающимися у самой поверхности!.. А какой у него вкус!.. Только не покупай местное. Местное — это просто пойло. Бери «Волжанина»! А еще можно купить чехонь! Я знаю пару ларьков — там продают чехонь. Сначала — рыбу, потом — пиво! Холодное!.. Холодненькое…
— Слушай! Заткнись, а? Сколько можно выть? Ты меня в депрессию вгонишь. Я сейчас взорвусь!
Олег «ласково» посмотрел на «любителя пива» прапорщика Якубенко. Тот был его ровесником, уроженцем Махач-Юрта, где отслужил срочную, а потом, в виду полного отсутствия перспектив в гражданской жизни, остался и на сверхсрочную. Прослужив еще пару лет, он решил повысить свой статус, и успешно закончив шестимесячные курсы, надел погоны с двумя звездами вдоль плеча.
— Тут воды холодной не найдешь, а ты про пиво ноешь, — уже более миролюбиво сказал Олег. — Сам хотел бы.
Они помолчали. Оба лежали на теплых пуховых перинах в кузове «Урала». Как ни странно, но здесь было прохладнее, чем снаружи.
— И ведь не закажешь никому, — снова продолжил свое выступление юный прапорщик. — Даже водку трудно заказать, а уж пиво… Пиво — это роскошь… Не знаешь, нам дадут отпуск, а?
Олег вытянул согнутые ноги.
— Магомедов говорил, что если из-под Бамута выйдем удачно, а потом будет тихо, нам дадут недели полторы отдохнуть. Отправят в Махач-Юрт на вертолете, а сюда — на этот срок — «пиджаков» пришлют.
— Хорошо бы… — мечтательно протянул Якубенко.
— Ванна, водка, пиво, бабы?
Прапорщик засмеялся. Голос у него был молодой, слишком молодой для прапорщика.
— Ну, ванна — это еще, теоретически, возможно. Можно воды из части наносить, нагреть… А вот бабы… Нет, тут глухо.
— Чего так?
— Ты издеваешься? Будто сам не знаешь? С местными я не связываюсь, а русские по домам сидят.
— Да знаю я… Я просто думал, раз ты, типа, «местный», тебе больше позволено.
— Да какой там «местный»! Я вообще никуда не отношусь. Русские своим не считают, даги — тем более.
Олег подумал, усмехнулся, и сказал:
