Так и старшина. Вкусив сумасшедший вкус и удачу грабежа побежденного города, теперь будет он везде искать поживы, пока это не закончится для него чем-то особо плохим. (Застрелят, например).
Сержант Боев нашел наконец-то, то, что так долго и безнадежно искал — двухпудовую гирю! Облезлая, местами ржавая… Но Боев прижимал ее к сердцу, словно мать свое дитя.
Впрочем, я тоже был рад. И мне совсем не мешало бы позаниматься на досуге с тяжестями. А досуга у меня пока, слава Богу, было много.
Двор, возле которого остановилась наша с Армяном машина, и где я сейчас бродил, напоминала мне почему-то театр. А дело в том, что в доме обвалилась стена, и теперь он и выглядел как театральная декорация на сцене. У кухни, с противоположной от дома стороны, одна из стен обвалилась точно так же. Теперь внутренние помещения дома и кухни могли видеть друг — друга, что вряд ли, конечно, задумывалось их архитектором.
Правда сказать, хозяйственным постройкам в глубине двора повезло гораздо меньше, чем дому и кухне. Они вообще развалились от прямого попадания. И горели. Периодически вздымавшиеся в высоту языки пламени и потрескивание огня придавали этому уютному дворику какое-то особое очарование.
Кстати, на кухне, на столике, я нашел замечательную книгу — «Два капитана» Каверина. После этой находки я сразу вернулся в кабину «шишиги» и немедленно приступил к чтению.
Оторвал меня от книги Андрей, который принес показать фотографии с «Полароида», найденные здесь же — в селе. Я обратил внимание на одну — чечен в камуфляже с автоматом и черных солнцезащитных очках сидел в кресле, положив ноги на стол. «Наверное, еще до боя фотографировался», — подумал я, — «по-моему, сейчас в поселке ни одного целого дома не осталось».
— Где нашли? — спросил я Найданова, отдавая фотографии обратно.
— Да тут где-то мешок документов обнаружили, — ответил он.
— Странные какие-то, — сказал я. — В войну, вроде бы, сразу все документы наши сжигали, чтобы немцам не досталось. А эти нам все оставляют. Бросают только так! Тогда зачем пишут? Неужели чтобы мы потом читали?!
Кстати, оказывается, здесь в апреле уже был большой бой. По крайней мере, я своими глазами видел несколько сгоревших боевых машин, стоявших перед селом. Что за черт! Опять мы ходим по кругу что ли друг за другом?
Ну, все! Поехали! Техника наша двинулась вперед, проплыли мимо последние строения Гойского, (строения — потому что это были уже только обгоревшие коробки, а не дома), и мы снова выехали в степь.
Глава 8
К вечеру мы прибыли на излучину большой горной реки. Елки-палки! Простор! Много воды! Тепло!
Как только мы окончательно рассредоточились на местности, первые бесстрашные бойцы помчались к воде, разделись, и рванули в воду. Здесь, в Чечне, в мае вода была уже довольно теплой. С поправкой, конечно, что это ледниковая вода. Ну, другими словами, относительно теплой.
Но, глядя на то, как храбрецы обливаются водой, моют голову, и даже что-то стирают, по остальной солдатской массе пробежало волнение. И, если честно, мне тоже очень захотелось купаться — даже зачесалось все как-то особенно сильно.
Найданов пошел на совещание, а я не выдержал, и то же спустился по круче к воде. Хотя бы умыться!
Я постоял у воды… Так захотелось искупаться! Просто сил не было удержаться.
Я быстро разулся и разделся, и по камням прошел ближе к середине довольно мелкой реки. Немного постоял, и с размаху плюхнулся задом в воду, подняв тучу брызг! Вода была ледяной, и я тут же вскочил обратно. Но ощущение было все равно замечательным. Ведь вода была прозрачной. Ее хотелось просто пить. (Хотя я, конечно, этого не сделал бы — уж, знаете ли, не понаслышке знаком с кишечными заболеваниями. Еще в части один раз подхватил раз какую-то заразу: два дня лежал с температурой под 40 градусов, и дристал дальше, чем видел. Нет уж! Я теперь умный!). Короче говоря, пить — не пить, а вот окунуться… Я еще раз сел в воду, и постарался не выскакивать в ту же секунду. Воля — волей, но холод — холодом. Я просидел сколько смог, а смог довольно мало. И снова вскочил. Но после этого уже умыл лицо, весь обмылся, а потом вышел на берег обсохнуть.
Я огляделся. Речка понемногу начинала приобретать статус нудистского пляжа. Так как плавок, естественно, ни у кого не было, а ходить в мокрых трусах или подштанниках удовольствие сомнительное, то купались и обсыхали все, вполне естественно, голые.
Я разглядел бойцов и из нашей батареи. Уже успевшие загореть до черна руки и черные лица резко, как «Черный квадрат» Малевича, контрастировали с бледными белыми туловищами и ногами.
Я довольно долго стоял под прохладным ветром, пока совсем не обсох. Тогда я не торопясь оделся, и отправился обратно к машинам. Мимо меня проскочила новая группа купальщиков. Армян успел спросить:
— Как водичка?
Я поднял большой палец вверх. Армян на ходу принялся стягивать с себя хэбэ. Я вернулся к машинам, покрутился пару минут, но, так как делать здесь мне было ровным счетом нечего, пошел к артиллеристам.
Они расположились прямо на какой-то пашне. Вытащили столы, стулья, поставили телевизор под открытым небом, и Донецков с Нелюдиным смотрели какую-то мутную развлекательную программу. Правда, почти сразу, как я подошел, начались новости.
— Ну-с, что там творится в Чехословакии? — бодро сказал я.
Донецков засмеялся, но ничего не ответил.
Я внимательно прослушал новости. Ничего нового: где-то что-то взорвали, кого-то обстреляли… Все, как обычно. Конкретно про нашу часть не было сказано ни слова.
— А там купаются, — сказал я Сереге, указав рукой в направлении реки. — Я лично купался. Хорошо!
— Завтра пойдем, — ответил мне Нелюдин. — Мы здесь, говорят, надолго. Так что еще успею сходить…
Он оказался прав. Мы здесь пробыли несколько дней, включая и мой день рождения. Впрочем, ничем от остальных дней он не отличался. Ни выпить, ни закусить у меня ровным счетом ничего не было, а без этого какой праздник? Я даже и не заикался о своем дне рождения лишний раз.
Я просто отдыхал. Приходил на речку, (я нашел такое хорошее место с небольшим течением и приемлемой глубиной), раздевался догола, и плюхался в воду. И сидел там по часу.
А мои бойцы, неизвестным мне образом раздобывшие рыболовные снасти, ловили в реке на хлеб рыбу. Вы будете смеяться, но рыба здесь действительно была! Мало того, она еще и ловилась!
Во всяком случае, два заядлых рыболова — Боев и Восканян — наловили два десятка мелких рыбешок — и вечером сварили на костре уху. Черт побери! Я попробовал уху! Самую настоящую! Картошки, конечно, у нас было мало, так же, как и лука. И все-таки вкус рыбы… Запах костра…
Когда огромный диск багрового солнца уходил за горизонт, я садился на краю обрыва, и мечтал. Все как-то само собой тянуло к расслабленности, к душевному покою. И тепло, и река, и сбежавшие, наконец-то от жаркого солнца и прожарки вши, и даже пыль, которая очень напоминала мне такую же в нашей родной степи. Почему-то, не знаю почему, почему-то пахло домом. Даже странно! До дома мне было как до Луны раком, кругом шла война, мы продвигались в места самого ожесточенного сопротивления… А все равно настроение у меня поднималось. Может, из-за того, что я предчувствовал свой скорый дембель? Все-таки, как ни крути, уже совсем скоро наступал предельный срок моей двухгодичной службы.
