Все загалдели разом. Вызвать Чумиху! Такое могло прийти в
голову только непредсказуемой Шито-Крыто! Однако никто из тех, кто был в
гостиной, не отказался. Ни у кого не было желания прослыть трусом. Только
Шурасик попытался было уклониться, но после передумал и остался.
Любознательность пересилила в нем страх.
Потребовав погасить весь огонь, Рита зажгла две свечи и
поставила тарелку на стол в круг из начертанных букв.
– А теперь все садитесь вокруг стола и беритесь за руки…
Готово? Отлично! Представляйте себе Чумиху… И не размыкайте рук, а то мы
потеряем контакт! – распорядилась она.
По желтоватому лицу Шито-Крыто бродили зловещие тени.
Большой нос нависал над губой, как у ведьмы. М-да, в лопухоидном мире она точно
подрабатывала бы предсказаниями.
Как там тискают в своих газетках лопухоиды?
«Мощный приворот на крови. Верну мужа в семью, пожизненно
привяжу его к дому. Сделаю полную отстуду от соперницы, вплоть до ненависти.
Все оккультные услуги. Гарантия 300%. Скидка по кредитным картам, по
понедельникам и девушкам до 25 лет без предъявления паспорта. Магистр черной
магии Анастасий».
– Дух Чумы-дель-Торт! Мы вызываем тебя! Приди к нам! –
звенящим от напряжения голосом произнесла Рита. Ее перстень выбросил красную
искру.
Таня сидела между Ванькой и Баб-Ягуном. Ладонь играющего
комментатора была гораздо крупнее ее собственной. Маленькая Танина рука
буквально утопала в ней. Ладонь же Ваньки – не такая огромная, как у
Ягуна, – была на ощупь теплой, почти горячей. Рядом с Ванькой и Ягуном
Таня уже не боялась Чумы-дель-Торт.
Девочка изо всех сил старалась не представлять себе мертвую
старуху, но против ее воли лицо с лохмотьями висевшей на нем кожи встало перед ней.
Тане чудилось, что убийца ее родителей грозно и многозначительно ухмыляется.
Зыбкое лицо Чумы-дель-Торт висело над дрожащим огоньком ближайшей свечи. И
самое ужасное, что Чуму, казалось, видела только она одна.
Остальные лишь щурились на огонь, не замечая лица старухи,
которое стало уже почти отчетливым. Ужас удавкой сдавил ей горло. Вязкий и
липкий взгляд старухи, как и при жизни, сковывал и замораживал ее. Таня до боли
стиснула Ванькину ладонь. Валялкин удивленно оглянулся. Его большой палец
вопросительно и одновременно ободряюще коснулся Таниного мизинца. Девочке стало
немного легче.
– Дух Чумы-дель-Торт! Ты уже здесь? – снова крикнула
Рита.
Призрачное лицо, которое видела одна лишь Таня, исказилось в
ухмылке. Казалось, Чуму позабавило, что ее зовут, когда она уже здесь. Круглый
стол начал мелко дрожать. Перевернутая тарелка запрыгала, касаясь написанных
вокруг нее букв.
– Та-Кого-Нет, готова ли ты отвечать на наши вопросы? –
дрожащим от волнения голосом спросила Рита.
Тарелка отчетливо показала на одну из букв, на секунду
замерла и вновь начала, позванивая, подскакивать.
– «Д»… А теперь «у»… Нет, «а». Чумиха ответила «да»! Она
согласилась! – щурясь, прошептал столь же близорукий, сколь и болтливый
Кузя Тузиков.
– Дух Чумы, приоткрой нам завесу времен! Должно ли вскоре
случиться что-нибудь необыкновенное? – возвысила голос Шито-Крыто.
Черная тарелка вновь начала подпрыгивать.
– П… о… с… Это что – «в»? Нет, все-таки ближе к «о».
Какой-то «посо»… – сказал Кузя Тузиков.
– Последняя «х». Посох! – поправила Рита.
Тяжелые веки на тронутом тленом лице Чумы опустились, а
потом сразу поднялись. Таня поняла, что Шито-Крыто угадала верно.
– «Посох»? Это палка, что ль, такая? Ну и дальше что? При
чем тут посох? – раздраженно спросил Баб-Ягун. Он не видел того, что видела
Таня, и потому гадание казалось ему блефом. Прыгающее блюдце – подумаешь! Фокус
на уровне первого года обучения, когда начинают проходить заклинания
элементарного телекинеза, типа хап-цап.
– Откуда я знаю, что она имела в виду? Видишь, тарелка уже
не дрожит! Значит, она уже дала ответ! – огрызнулась Рита.
– Спроси еще раз!
– Второй раз духов не спрашивают! Духи очень легко выходят
из себя! Особенно такие! – бледнея от ужаса, сказал Шурасик. Если бы
Семь-Пень-Дыр и Гуня крепко не держали его за руки, мешая разорвать круг,
отличник наверняка бы уже слинял, сославшись на архиважные дела.
Шито-Крыто задумалась, размышляя, о чем спросить
Ту-Кого-Нет.
– А еще что-нибудь случится? Важное для кого-нибудь из
нас? – произнесла она.
Стол, некоторое время остававшийся неподвижным, затрясся.
Похоже было, что под Тибидохсом, за Жуткими Воротами, вновь пробудился хаос.
Тарелка, постепенно ускоряясь, запрыгала по кругу из букв с такой
стремительностью, словно Чума была вне себя.
– «Т»… Это точно «т»… Теперь «о»… То… Снова «т». Тот… Она
сказала «тот»! – заикаясь, начал Кузя.
– Ты тормозишь, Тузиков! Я сама! – перебила его Рита.
Шито-Крыто вскочила, заставив подняться сидевших рядом с ней и не отрывая
взгляда от блюдца. – «Тот… кого… по-настоящему полюбит…» – прочитала она.
– К чему это? Кто полюбит? – нетерпеливо спросила
Склепова.
Тарелка подскакивала уже как безумная. Было непонятно, как
Ритка вообще успевала замечать, каких букв касалась стрелка.
– «Таня… Гроттер…» – удивленно произнесла Рита, не отрывая
взгляда от блюдца.
– Ты уверена?.. Гроттерша? Да кому она нужна? Кого она
полюбит? – забеспокоилась Гробыня, вспоминая о Пуппере.
Внезапно тарелка остановилась. Стол, до того сотрясавшийся
как в лихорадке, перестал дрожать.
– А дальше? Что сделает тот, кого полюбит Гроттерша? –
с любопытством поглядывая то на Таню, то на тарелку, поинтересовалась Верка
Попугаева.
– Откуда я знаю?.. Шурасик разомкнул руки! Я же говорила:
нужен непрерывный контакт! Гломов, займись! – рассердилась Рита.
Гуня поймал взмокшую ладонь Шурасика и сдавил ее точно в
тисках. Шурасик пискнул от боли. Зыбкий силуэт, сотканный из свечного пламени и
дыма, вновь начал обретать очертания.
Пустые глазницы Чумы-дель-Торт устремились на Таню. В
глубине пустого черепа мертвой волшебницы полыхал негасимый огонь.
– «Пре… предаст ее!» – дочитала Рита.
Тарелка подпрыгнула в последний раз – подпрыгнула очень
высоко – и, упав на стол, раскололась. В гостиной повисла вдруг такая тишина,
что стало слышно, как где-то высоко, едва ли не на самом верху башни, в окно
бьется нетопырь.
– Ого! Гроттершу предадут! Хоть одно приятное известие.
Жизнь, если разобраться, полна мелких радостей и не менее мелких
гадостей! – прокомментировала Склепова, первой пришедшая в себя.
