Верзила рывком приподнял стол и заглянул под него. Ничего не
обнаружив, он пожал плечами и отправился в комнату Пипы. Последовательно,
комната за комнатой, обыскав всю квартиру, он вновь вернулся к Малюте и дяде
Герману.
– Никого, шеф! Одна какая-то чокнутая такса. Хотел прибить,
но вспомнил, что я с детства люблю собачек. Да и вообще она убежала, –
сообщил Бум.
– Ну вот, видите! Я же говорил: никто у меня не прячется!
Это вам, молодые люди, урок! Всегда верьте государственным чиновникам! –
обрадованно заявил дядя Герман.
Внезапно пульс у него участился. Он заметил, что взгляд Бума
скользнул по шторам и задумчиво остановился на тумбочке. Вполне логично
предположив, что именно должно теперь произойти, дядя Герман быстро поднялся с
ковра, пересек комнату и будто случайно загородил шкаф, находившийся в
противоположной части комнаты. Это не укрылось от зоркого верховного судьи.
– АГА! Бум, посмотри в шкафу! – приказал он.
– Эй ты, верзила, даже не думай! Там только вещи! –
завопил Дурнев.
– В самом деле? – подобострастно закивал
Скуратофф. – Разумеется, мы вам верим, господин председатель, но все же…
Бум, роднуля, делай, что я сказал!
– А ну брысь, лопухоид! С дороги! – прохрипел «роднуля»
Бум.
Вены на его висках вздулись, а глазные зубы выступили так
сильно, что стали похожи на небольшие стилеты. В болоте памяти дяди
Германа на поверхность выплыл не то саблезубый тигр, не то камышовый кот.
Оттолкнув самого доброго депутата, гигант распахнул дверцу.
– Ну, посмотрим, кто там есть… Вылезай! А-а-а-а-а-а!
В комнате сверкнула белая молния. Отброшенный неведомой
силой, Бум грузно рухнул на пол. Бывший депутат исторг радостный вопль. Его
шпага, его могучее оружие, была выпущена на волю! Мгновение спустя она уже
сияла в руках у дяди Германа, разливая ослепительный свет. Бум и Малюта
Скуратофф с ужасом уставились на нее, заслоняя ладонью глаза от ее режущего
света. Дядя Герман ощутил, как его цыплячья грудь наполняется мужеством. Теперь
он был уверен, что справится с десятком вампиров. Что там с десятком! С сотней!
– Шеф, говорил я: не надо было ее вообще посылать лопухоиду!
Ни сапоги, ни корону – ничего! – пятясь, прохрипел Бум.
– Ты соображаешь, о чем говоришь? Нарушить завещание графа?
Знаешь, чем это грозит? Я и так затягивал процедуру передачи, сколько
мог, – огрызнулся Скуратофф.
Дядя Герман взмахнул шпагой. Вампиры отпрянули.
– Вон отсюда! – приказал Дурнев, добавляя в голос
благородного металла.
– Ладно, мы уходим!
Верховный судья снял с шеи медальон и очертил им на ковре
мгновенно засиявший круг. Шагнув в него, Бум и Скуратофф запахнулись в плащи и
стали быстро вращаться. Красные искры, отрывавшиеся от их медальонов, прилипали
к плащам.
– Мы связаны одной цепью! Запомни навек: в сакральном мире
некто, кого нельзя постичь, стоит за сутью вещей и дергает за незримые
нити, – сказал Скуратофф, на мгновение останавливаясь и недружелюбно
уставившись на Дурнева.
– Чего-чего? – недоуменно переспросил дядя Герман.
– Шеф, типа, имел в виду, что мы еще вернемся! Я лично
оторву тебе руки и ноги! Только выберу момент, когда ты будешь без шпаги,
лопухоид! – очень понятно объяснил Бум.
Произнеся эту вполне определенную угрозу, верзила исчез
вместе с верховным судьей. Дядя Герман опустился на корточки и осторожно
потрогал ладонью ворс ковра в том месте, где только что стояли вампиры. Он был
такой же, как и везде. Мерцающее сияние исчезло.
Дверца тумбочки открылась. Оттуда в листопаде старых
журналов вывалился скрюченный Халявий. Бедняга, вынужденный сложиться едва ли
не вчетверо, теперь никак не мог разогнуться.
– Эти негодяи уже ушли? – воскликнул он картавящим
баритоном. – Ни минуты покоя! Я не могу провести ни одной репетиции без
того, чтобы эти назойливые поклонники не приходили пялиться на меня! Противные!
Дягилев, друг мой Дягилев, как мне не хватало твоего мужественного плеча!
Дядя Герман ошарашенно заморгал. Не успев подняться с ковра,
он тупо смотрел на своего прежде косноязычного родственничка, обретшего вдруг
ораторский дар. Лишь несколько секунд спустя, когда антикварные часы, юбилейный
подарок «Инвестгазлеснефтьресурсиничегокромебанка», хрипло пробили полдень,
Дурнев понял, что полуденный бес вступил в свое царство.
– Они меня все-таки вычислили, – бодро продолжал
Халявий. – Наверняка тут не обошлось без журналистов. Они следят за каждым
моим шагом. Вначале я хотел спрятаться в шкафу, но решил, что это ненадежно. Ты
слышал, Дягилев, какую мерзость они говорили про меня? Они законченные
дегенераты и завистники! Они всем говорят: «Нижинский – бездарь!» Они думают: я
танцую ногами! Ногами танцуют посредственности, гении же танцуют сердцем!
– Ты так думаешь? – усомнился дядя Герман. – А мне
показалось, они очень милые люди. Особенно Бум. Сразу видно потомственного
интеллигента… Ну да ладно, шутки в сторону. Признавайся, что ты украл у
вампиров? Почему они тебя разыскивают?
– Они просто больные. Наглая озабоченная нежить, не
разбирающаяся в хорошей музыке! – категорично заявил Халявий.
– Плевать на музыку! Вернемся к факту кражи! – сухо
сказал дядя Герман. В его голосе появилось нечто прокурорское.
– Ты не веришь мне, Дягилев? Не веришь мне?! Твое подозрение
оскорбительно! Моя порядочность не подлежит сомнению! Я даже своей родной маме
платил за ее молоко! – На глаза у Халявия навернулись слезы.
Дядя Герман осекся. Последний аргумент его добил.
– Э-э… ладно. Поговорим теперь о воробушках. Как там насчет
сказочно разбогатеть? Ты действительно можешь это устроить, или это все
художественный треп? – поинтересовался он.
Халявий вскочил на табуретку. Только так он сумел опустить
свою голову дяде Герману на плечо.
– А ты хочешь разбогатеть, друг мой Дягилев? – нежно
проворковал он.
– Очень хочу! Можно сказать, это мой бзик, – заверил
его Дурнев. – Лишняя пара ноликов на счету мне не повредит. При условии,
что перед ноликами еще есть цифирки.
– Хорошо, – смиренно произнес оборотень. – Да
будет так! Я помогу тебе стать сказочно богатым. Я действительно способен это
сделать.
Дурнев затаил дыхание. Неужели?!
– Раньше я танцевал только для тебя, теперь же я буду
танцевать для всех! Мы поедем с концертами по всему миру! – продолжал
Нижинский. – Поверь, для меня это большая жертва! Смотри же, смотри!
