Кроме Сарданапала, Тани и Тарараха, в просторном кабинете
пожизненно-посмертного главы Тибидохса находились еще Ягге, Медузия, Поклеп
Поклепыч и Великая Зуби. Готфрид Бульонский отсутствовал: вооруженный не
знающим промаха копьем
[4]
он
бродил по подвалу в поисках лазеек, сквозь которые просачивалась нежить. Нежить
кривлялась и дразнила его, выглядывая едва ли не из-за каждого угла и
немедленно скрываясь, едва Готфрид кидался к ней.
Рядом со столом академика стояло зеркало из комнаты Тани,
которое только что с соблюдением всех мер предосторожности перенес сюда Поклеп.
Трещина на зеркале стала еще глубже, еще заметнее. Теперь это был уже не просто
зигзаг – во все стороны от него разбегались тонкие нити. Казалось, с другой
стороны зеркало покрывает мельчайшая паутина.
Горбун с Пупырчатым Носом не показывался. Однако ощущалось,
что он где-то близко. Время от времени из-за стекла доносилось его хихиканье
или на миг мелькала тонкая рука. Горбун хватал какое-нибудь случайное отражение
и, как паук, затаскивал его в угол, где принимался рвать и комкать, точно
старую бумагу. Отражения открывали рты в беззвучном крике и в панике
заслонялись руками, как живые. Это было омерзительно.
А еще омерзительнее было то, что никто – ни Сарданапал, ни
Медузия, ни Зуби с Поклепом – не мог ничего с этим поделать. Над зеркальным
миром они не имели никакой власти, и Безумному Стекольщику это было известно.
Академик Сарданапал подбежал к Тане, слегка привстал на
цыпочки (Таня уже была немного выше его) и с горечью воскликнул:
– Как ты могла? Зачем, скажи, ты вообще вселила в зеркало
этот дух? А вдруг момент уже упущен и мы не успеем приготовить Тибидохс к
осаде? Нет ничего хуже, чем получить предательский удар от той, кому доверяешь!
ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?
Таня смотрела на багровые щеки главы Тибидохса и на его
прыгающие усы, пытавшиеся щелкнуть ее по носу. Она толком не понимала, что
такого ужасного в ее поступке, но на всякий случай упрямилась. У нее еще с
Москвы, от дяди Германа и тети Нинели, выработалась особая привычка реагировать
на повышенный тон. Когда ее обвиняли в чем-то, она словно каменела внутри,
сжималась и почти зримо представляла, как отскакивают от нее чужие слова и как
они падают у нее ног. «Как от стенки горох! Проклятая дура!» – говорил Дурнев.
– Ну вселила я Зеркальщика и вселила! И что теперь, до
вечера орать будем? Надо меня теперь живьем съесть? – ляпнула Таня.
На самом деле она отвечала дяде Герману, которого только что
на миг представила на месте Сарданапала.
Академик осекся, будто Таня толкнула его в грудь. Он
отступил на шаг, опустился на пятки, сразу став ниже Тани, и удивленно, словно
впервые ее видел, уставился на девочку. Его глаза под стеклами очков казались
больше и беззащитнее, чем были на самом деле. Тане стало стыдно, и она
поклялась себе, что больше не станет оправдываться.
Сарданапал щелкнул пальцами. К нему на гнутых ножках
подбежало старинное кресло с резной спинкой.
– Кажется, ты вообще не понимаешь, за что мы тебя ругаем… –
грустно сказал академик, опускаясь в него. – Это плохо, что ты сразу не
рассказала нам, что видела в зеркале. Но, по большому счету, это не самая
большая твоя ошибка. Твоя главная – даже преступная – вина состоит в том, что
ты произнесла заклинание вызова зеркального духа. Тебя не смутило, что это
черномагическое заклинание из списка ста запрещенных. Ты даже не задумалась, по
какой причине оно вообще попало в список.
Таня уныло покачала головой. Ей хотелось напугать Гробыню и
досадить ей. Но едва ли для академика это будет весомый довод…
– Какие тут могут быть разговоры! Девчонка с белого
отделения сыплет красными искрами направо и налево и запросто произносит
черномагические заклинания! Да еще не простые, а запрещенную магию из списка!
Ничего себе нравы! – вскипел Поклеп. – Предлагаю ее зомби…
– Довольно, Поклеп! Мы все оценили свежесть и новизну твоей
мысли, – прервал его Сарданапал.
– Да, но…
– Я сказал: довольно! К обсуждению судьбы ученицы Гроттер мы
вернемся позднее. – В голосе внешне беззащитного академика появилось нечто
такое, что заставило Поклепа сразу замолчать.
А Сарданапал снова обратился к Тане:
– Вы, молодежь, почему-то считаете, что в списке есть
случайные заклинания. Или что они вносились туда без должного обоснования. Не
так ли?
Таня не ответила.
– Когда-нибудь ты поймешь, что там нет ни одного случайного
заклинания!.. Ты хоть представляешь, что творится в Потустороннем Мире? Сколько
там недовольных грозных сил, которым удалось избежать заточения за Жуткими
Воротами? Они были бы рады сеять тут разрушение и смерть, но, чтобы прорваться
в наш мир, им нужна лазейка. И этой лазейкой стало это проклятое зеркало, когда
ты вселила в него Горбуна!
Горбун с Пупырчатым Носом вновь задребезжал стеклянным
смехом. Он поймал отражение Великой Зуби и теперь разрывал его на длинные
полосы прямо на глазах у той, кому оно принадлежало. Отражение съеживалось и
старело на глазах. Вскоре от Великой Зуби осталась только голова – сморщенная,
как у древней старухи. Горбун с Пупырчатым Носом небрежно подбросил голову на
ладони и отшвырнул в затянувшую ее зеркальную глубь.
Великая Зуби отвернулась и отошла подальше от стекла. Теперь
все преподаватели стояли так, что в зеркале ничего не отражалось, кроме стены
кабинета и корешков магических книг из личной библиотеки академика. Горбуна,
как видно, они мало интересовали. Он изорвал несколько книжных отражений, но
быстро соскучился и уполз куда-то.
– Самое досадное, что не существует магии, которая бы его
остановила, – печально сказал академик.
– А если разбить зеркало? – предложил Тарарах.
Глава Тибидохса хмыкнул.
– Да, мы можем разбить стекло. Эдаким надежным пещерным
методом, старым как мир, – подтвердил он.
– И Безумный Стекольщик исчезнет?
– Вне всякого сомнения! Едва ли ему захочется жить в
осколках! – охотно согласился академик.
Питекантроп просиял.
– Тогда, клянусь волосом Древнира, чего мы мудрим? Разнести
его, и все дела! – прогудел он и шагнул к стеклу, занося кулак.
