Дядя Герман как раз собирался перевернуть страницу, когда в
комнату вошла тетя Нинель с блюдом запеченной с сыром курятины. Как всегда в
предвкушении еды, настроение у тети Нинели было предсвадебное.
– Что ты читаешь, Германчик? – промурлыкала она.
– Да вот книжонку тут одну. Я, признаться, пока не
разобрался, про что… Вроде комиксы про каких-то шишек из волшебного мира. Типа,
кто кого подсидел и все такое, – промямлил бывший депутат.
– В самом деле? – удивилась Дурнева. – Вот уж не
думала, что наш Халявочка такой образованный. Дай-ка взглянуть любопытства
ради!
Тетя Нинель взяла у мужа книжку, пролистала ее и… внезапно
челюсть у нее отвисла, будто готовясь принять самый большой кусок курятины.
– Что это? Ты это видел? – охнула она.
– Где?
– Да вот! Ты только посмотри!
Изумленный Дурнев заглянул жене через плечо и… узрел на
последней странице, до которой он еще не дочитал, свой собственный портрет.
Схематичный, в чем-то карикатурный, но имеющий исключительное сходство с
оригиналом. Дурнев нарисованный подмигнул Дурневу настоящему и панибратски
сделал ручкой: мол, полюбопытствуй, что про нас пишет этот нехороший Ч.
Борджиа.
Дядя Герман полюбопытствовал и узнал про себя следующее:
@Герман Дурнев
Повелитель живых мертвецов (председатель В.А.М.П.И.Р.).
Символ: старый пень.
Священные животные: такса Полтора Километра.
Цвет: серый.
Характер: отсутствует.
Семейное положение: хронически отетенинелен, но скоро
женится на Грызиане Припятской.@
Руки у тети Нинели бессильно повисли. Тарелка выскользнула
из обмякших пальцев. Сырная курица беспомощно распласталась на ковре, разметав
майонезные крылья.
– Что? С какой еще Грызианой Чернобыльской? –
страдальчески воскликнула она. – Герман, признайся, ты мне изменяешь?
– Что за глупости? Ты в своем уме? – отмахнулся
директор фирмы «Носки секонд-хенд».
Дурнев не учел, что тетя Нинель была ревнива, как Отелло.
– Я не верю тебе, Герман! Ты лжешь! Я вижу это по твоим
бесстыжим глазам! – воскликнула она.
– НИНЕЛЬ!
– Я тебе не Нинель, ничтожный! С этой минуты мы абсолютно
чужие люди! Я уйду от тебя и не возьму с собой ничего, кроме балетных тапочек!
Ты лишишься жены, а в Большом театре появится еще одна честная балерина! –
трагическим голосом произнесла Дурнева.
На этом весь запас благородства тети Нинель иссяк.
Приведенная в негодование собственным рассказом, она, схватив диванную подушку,
ринулась к мужу чинить расправу.
Дядя Герман носился зигзагами, как загнанный заяц, крича
что-то на бегу про сильные задние лапы. В минуту опасности в нем вновь
пробудился кролик Сюсюкалка.
– Ты помнишь, изменщик коварный, как я доверялась
тебе? – кричала разъяренная Дурнева, неосознанно припадая к народным
истокам.
Она была в такой ярости, что не заметила, как слова про
Грызиану в книге мигнули и исчезли, а на их месте проявилось:
«Уж и пошутить нельзя! Ч. Борджиа».
Но Дурневым было не до оправданий злополучного
автора-составителя. Дядя Герман как раз перескакивал через спасительный стул,
когда с дивана донесся любознательный голос:
– О, лесные игрища древлян, то ись? Брачные танцы народов
Сибири? Африканский танец плодородия вокруг хлебного дерева? Вы продолжайте,
милые, продолжайте! Можете считать, что я просто декоративное приложение к
дивану!
Тетя Нинель вздрогнула, выронила подушку и замерла, точно
бдительный суслик у своей норки. Дядя Герман споткнулся о стул и растянулся на
полу.
– А в волосы мне почему никто не дует, в ухе не ковыряет, а?
Это что, то ись, за дела такие? Стоит мне, значит, заснуть, и все – никакого
сервиса? Все, родные мои, забираю я свое золотишко и домой в
Трансильванию! – продолжал качать права Халявий.
Пока бывший депутат и его супруга соображали, как смягчить
опечаленного родственника, задребезжал дверной звонок. Все трое, даже четверо
Дурневых (считая забугорного родственника и за вычетом таксы, которая, как
священное животное, была лишена счастья иметь фамилию) испытали разную степень
ужаса, выразившегося в принятии ими различных цветовых оттенков. Дядя Герман
позеленел, тетя Нинель покраснела, Халявий посерел, а Пипа побледнела,
вцепившись в золотого медведя весом в девять с половиной килограммов.
Медведь стал золотым благодаря Пипиной предусмотрительности.
Когда вся сантехника, стиральная машина и даже холодильник были уже золотыми и
наступил кризис жанра, Пипа догадалась завести Мидаса к себе в комнату и
показать самовлюбленному самодержцу свою коллекцию мягких игрушек. Зверушки
Мидасу понравились, даже очень.
Звонок продолжал дребезжать.
– А вдруг?.. – начал дядя Герман.
– Молчи! Умоляю тебя: молчи! Не произноси ничего на «Т» и на
«Г»! Никаких «ТГ»!!! – взмолилась тетя Нинель, зажимая мужу рот.
Дурневы, наученные горьким опытом, давно уяснили одну
простую истину. Когда кто-то звонит в дверь, последующие новости бывают трех
видов: хорошие новости, скверные новости и… Таня Гроттер собственной персоной.
Вот и теперь Дурневы, настроившиеся на худшее, не удивились
бы, окажись на пороге сама ужасная Таня – одна или в компании с толстым
лопоухим подростком, карманы у которого оттопыриваются от запчастей к пылесосу.
Мысли у Халявия текли в другом направлении. Тани Гроттер он
не боялся – у оборотня были свои пугалки: Малюта Скуратофф и костолом Бум.
– Я пошел! Умоляю, меня не беспокоить! – заявил он и, с
усилием забившись в тумбочку, осторожно закрыл за собой дверцу.
– А как же в Трансильванию? Разве ты не улетаешь с первой же
метлой? Или планы поменялись? – спросила мстительная тетя Нинель.
– Не надо шуток, мамуля! Не в этот опасный для родины
час! – испугалась тумбочка.
Дядя Герман широко перекрестился, чего сложно было ожидать
от председателя В.А.М.П.И.Р., и, подойдя к двери, повернул замок.
На пороге, пристально разглядывая его, замерла хорошо
знакомая всем Дурневым фигура… Нет, это была не Таня и даже не Малюта
Скуратофф, верховный судья Трансильвании и хранитель исчезнувшей реликвии… Это
был всего лишь их сосед генерал Котлеткин – в новом кителе со всеми знаками
отличия и в домашних тапочках.
