Дурневы слегка оцепенели. С того самого дня, как дядя Герман
лишился депутатских корочек, Котлеткины обращали на соседей не больше внимания,
чем на урны в парке. А тут вдруг такое явление… «Такие лопухоиды да без
намордника! Я прям зверею!» – говорил в таких случаях Баб-Ягун.
Генерал Котлеткин не стал рассусоливать и с ходу перешел в
наступление. Одновременно он зыркал во все стороны заплывшими глазками и по
военной привычке проводил разведку местности.
– Герман, дружище! – прогудел он. – Я к тебе по делу!
Мне Айседорка говорит: может, Дурневы продадут нам свою квартиру?
– Нашу квартиру? С какой это радости?
Повелитель живых мертвецов, занесенный, как только что
обнаружилось, в мифологическую историю наряду с древними божествами, ошарашенно
уставился на соседа. Шпоры на его сапогах сами собой звякнули. В тот же миг
генерал-снабженец испытал сильное смущение непонятного происхождения. Однако
смущение это было очень кратковременным. Число генеральских извилин исключало
саму возможность длительного психологического воздействия.
– Почему нет, Герман? Дела у тебя идут неважно, того и гляди
арест на имущество наложат, а так моей Айседорке хоть будет где приткнуть свои
китайские вазы. Так ты как, Герман, согласен? Мы хорошо заплатим. Не заставишь
старого воина краснеть перед женой?
Едва Котлеткин договорил, как из-за соседней двери, точно
чертик на пружинке, выскочила сама Айседорка – бойкая дамочка, похожая на осу.
Она прошмыгнула мимо дяди Германа, ласково, точно Иуда, облобызала тетю Нинель
и стала развивать перед ней свои замыслы.
– Ах, ах, ах, подружка, решайся скорее!.. Я уже все
продумала! Эту вот стеночку мы снесем – на ее месте сделаем арочку. Обои
оборвем, паркет перестелим… Это безвкусие – прочь! – кивок на любимую
антикварную вешалку тети Нинели. – А вот тут будет бильярдная! Ненавижу
звук стучащих шаров, здесь я его хотя бы не услышу.
– Мамуля, но это моя комната! – встряла Пипа, высовывая
голову из планируемой бильярдной.
– Ах, ах, ах, рыбонька! Разумеется, у тебя будет своя
комната, но другая… – захлопотала Айседорка, пытаясь отловить Пипу и
пригвоздить ее к одному месту контрольным поцелуем. – Мы с Котлеткиным уже
все за вас решили. В хорошее общество вас все равно больше не пригласят – без
пропуска в Думу и без денег, извиняюсь за откровенность, кому вы нужны? Вы
будете жить в Новопеределкине! Прекрасное недорогое место – иногда даже до
Москвы можно доехать!.. Бомбоубежище свое есть! А главное, прозаики рядом с
подругами гуляют, поэты за пивом шастают – хочешь не хочешь к культуре
приобщишься! Ах, ах, ах! Сама б там жила, не виси на мне весь этот
генералитет!.. А вам Новопеределкино самое то!
Хрупкий лед терпения тети Нинели треснул. Громадная,
сильная, как грузчик, Дурнева грозно шагнула к зудящей Айседорке. Дядя Герман
поймал супругу за локоть. В плутоватых мозгах бывшего депутата созрел
план, как раз и навсегда поставить расхамившихся соседей на место.
– А сантехнику тоже менять будете? – вкрадчиво спросил
он.
Айседорка окинула его оценивающим взглядом. «Ты взвешен на
весах и найден очень легким», – ясно говорил ее взгляд.
– О, разумеется! – сказала она.
– Да ладно тебе, Айседора! Может, оставим, а? Давай хотя бы
взглянем! – великодушно пробасил генерал Котлеткин, так же, как и жена,
усмотревший в вопросе Дурнева проявление слабости и почти согласие.
Маршируя в тапочках, генерал направился к ванной, включил
свет и вошел. Дядя Герман, потирая руки, с нетерпением ждал результата.
Примерно минуту все было тихо. Котлеткин не показывался. Айседорка начинала
терять терпение, но проскользнуть в ванную вслед за мужем не могла. Коридор
перегораживала монументальная тетя Нинель, под ногами у которой, коварно скаля
желтые зубы, бегало священное животное повелителя вампиров.
Упс!
Внезапно в ванной что-то обрушилось, а спустя некоторое
время оттуда с бледным лицом и следами мыла на кителе выглянул Котлеткин. Вид у
генерала был подавленный и далеко не бравый. Он слишком хорошо разбирался в
драгметаллах, чтобы устоять на ногах. Недаром они с дядей Германом когда-то
продавали в Европу платиновые ведра и медные костыли для шпал. Котлеткин,
покачиваясь, стоял на пороге. За его спиной единым слитком громоздилась
стиральная машина. Чуть правее золотой кран с шипением извергал воду в совсем
уже бесценную ванну джакузи, подобной которой не было даже у короля Иордании.
– Айседора, можно тебя на минутку? – расслабленно
позвал генерал.
Пугливо переступив через священное животное, Котлеткина
подошла к мужу, и он что-то негромко забормотал ей на ухо. Супруга слушала его
недоверчиво, но, когда после этого она взглянула на дядю Германа, на ее лице
уже не было никакой спеси. Похоже, она сообразила, что дядя Герман не скоро еще
будет ходить по улицам Новопеределкина с протянутой рукой.
* * *
В этот миг часы в гостиной мерно пробили долгожданный
полдень. Полуденный бес небрежно вступил в свои владения. Дверца тумбочки для
газет и журналов со скрипом отворилась. Айседорка заглянула в гостиную и
завизжала. Перед Котлеткиными предстал Халявий во всей своей первозданной
красе. Да, спору нет, все, кто его знал, могли подтвердить, это был он, но
одновременно и не он. Что-то в Халявии неуловимо изменилось. Движения стали
быстрыми, вкрадчиво-завораживающими, как у карточного шулера.
Дядя Герман и тетя Нинель переглянулись. Они уже сообразили,
что их вновь посетил полуденный бес. Но на этот раз он принес на своих крыльях
явно не царя Мидаса. Вздорный золотоносный владыка не двигался так стремительно
и не улыбался так неопределенно. Его вообще ничего не волновало, кроме
собственных меркантильных интересов, до тухлости мизерных.
Новый Халявий, судя по всему, был личностью иного склада. Не
испытывая ни малейшего смущения, он обозрел всех находившихся в комнате и
почему-то особенно заинтересовался Айседоркой. Именно к ней он и стал вкрадчиво
подходить, шаркая ножкой.
– Кто это? – с ужасом спросила Котлеткина.
– Ах, матушка-боярыня! Сирота я казанская! Всякий меня
обидеть может! – скороговоркой отозвался Халявий.
– Обидеть?
– Обидеть, матушка-боярыня… Скитаюся я по свету белому, где
полушечку прихвачу, где хлебушка кусочек… Вы уж позвольте покорно ручку вам
облобызать! – требовала сирота, речь которой мало вязалась с ее уверенными
движениями.
– Нам вообще-то уже пора! – с ужасом сказала Айседорка,
пытаясь вырвать руку и делая это с величайшим трудом.
Котлеткины, брезгливо косясь на напористую казанскую сироту,
стали пятиться в коридор. Они не учли, что отвязаться от сироты будет совсем
непросто.
