Таня отложила тетрадь с заданиями по теоретической магии.
Она вконец запуталась. Сарданапал велел им составить подробный гороскоп Юлия
Цезаря и объяснить все события в его жизни с точки зрения расположения планет.
У Тани же с планетами выходила полная неразбериха. Марс, Юпитер, Сатурн и
Венера путались как у нее в голове, так и на бумаге. Но противнее всех была
Луна. Она вообще издевалась, подмигивая девочке с расчерченного гороскопа и утверждая,
что наиболее благоприятный день в жизни Юлия был тот, когда его зарезали.
Идеальная же совместимость характеров была у Цезаря только с неким лопухоидом
по имени Брут.
– Эй, чего все молчат? Я говорю: надувательное заклинание
кто-нибудь помнит? – нетерпеливо повторил Ягун.
– Забудь об этом! – сказала Таня. – Помнишь, Жикин
себе мускулатуру наворожил, как у атланта? Ходил крутой, как вареное яйцо!
Плечи в дверь не проходили, а через неделю – раз! – сдулся прямо на защите
от духов. То-то хохоту было!
– Это не Жикин виноват. Это Поклеп! Он обожает учеников на
место ставить. Особенно нас, четвероклассников! Ну погоди, завуч, вот вырасту,
стану величайшим магом, встретимся мы тогда в узком переулочке! «Ну
здравствуй, – скажу я ласково, – старый мухомор! Кто в юности
напустил на меня биовампиров? А психанутого духа? А теперь как насчет экскурсии
в мир полтергейстов?» – размечтался Ягун.
Однако мысли о мести надолго не задержались у него в голове.
Вместо этого играющий комментатор неожиданно потребовал второе зеркало.
– А что, ты в одном уже не помещаешься? – ехидно
поинтересовалась Таня.
– Издеваешься? – оскорбился Ягун. – Я просто хочу
на себя сзади посмотреть. Интересно, сзади я такой же красивый, как и спереди,
или меня уши портят?
– Красивый, красивый… – поспешно сказала Таня. Признать
Ягуна красивым было проще, чем бегать по этажу отыскивать еще одно зеркало.
– В самом деле красивый? А этот прыщик на лбу? Конечно, это
всего лишь прыщик, но все же портит он меня или нет? – Разглядывая себя,
Ягун прильнул совсем близко к стеклу.
ДЗИААНГАНГГГ!
Внезапно из зеркала вырвалась рука со скрюченными пальцами.
Она пронеслась сквозь Ягуна и втянулась обратно. Внук Ягге побледнел и
отпрянул, ощупывая свою голову. Он никак не мог понять, уцелела она или нет.
– Ты видела, видела? – крикнул он.
Зеркало отразило жуткое перекошенное лицо с распухшим, точно
от хронического насморка, бугристым носом. По ту сторону стекла на трехногом
табурете сидел сморщенный горбун со светящимися глазами. Скалясь, он скатал
отражение Ягуна и, небрежно скомкав его, точно лист бумаги, швырнул Ягуну под
ноги. Снова расхохотался. По зеркалу пробежала волна. Горбун исчез.
– Что это было? – прохрипел Ягун с ужасом.
– А-а… Безумный Стекольщик… Горбун с Пупырчатым Носом. Он
живет там, в зеркале. Ему, видно, надоело, что ты тут вертелся дольше
Гробыни, – пояснила Таня.
– Откуда он здесь взялся? – допытывался Ягун.
Малютка Гроттер грустно посмотрела на вконец запутавшийся
гороскоп, прикидывая, не использовать ли Чукара курачукара.
– Э-ээ… Стекольщик? Ну вообще-то это я его здесь поселила.
Вызывающим заклинанием, – призналась она.
– Зачем? Тебе нравится этот субъект? – со страхом
спросил Ягун.
– Ты что, перегрелся? Кому он может нравиться? Я хотела
Гробыню слегка проучить. Она вечно перед зеркалом торчит – даже причесаться не
дает, – призналась Таня.
– Ты спятила, Гроттер! Он явно из темных духов! Даже хуже…
Чур меня, чур! – Ягун с суеверным ужасом смотрел на свое скомканное
отражение, таявшее у него под ногами, точно сосулька, брошенная на раскаленную
сковороду. Последним исчезло лицо. Новое отражение Ягуна, возникшее в стекле
сразу после гибели первого, дрожало, как осиновый лист.
– То-то и оно… Я, понимаешь, когда заклинание произносила,
не разобралась, что оно из запрещенных. Буркнула наспех, когда на Склеп
злилась, а заклинание возьми да и сработай… Да еще не просто – тремя красными
искрами!.. Кто мог представить, что Горбун такой навязчивый окажется? Вызваться
он вызвался, а уходить не собирается. Да еще пророчествует по ночам… –
пожаловалась Таня.
– А из стекла он того… не вылезает? – поинтересовался
Ягун.
– Да нет вроде. Скорее всего, он и не может. Вот только руку
иногда высунет или голову. Не нравится мне все это…
– А, ну тогда ладно! – Ягун потряс головой, отгоняя
наваждение. – Ты же знаешь: я обычно не слишком себя разглядываю. Сегодня
особый случай. Должен я был запомнить себя таким на всю жизнь или не должен?
– С какой это радости? – спросил Таня.
– Как с какой? Пятнадцать лет лбу! Через три дня
шестнадцать! – гордо сообщил играющий комментатор.
– Кошмар! Я думала, столько не живут! Ты дряхл, как Готфрид
Бульонский! – насмешливо сказала Таня.
Надув губы, Ягун покосился на Таню.
– При чем тут твой Готфрид? У меня день рождения на носу,
почти что юбилей, а про это все забыли. Непорядок!
– Ты рано делаешь выводы! Думаю, все еще впереди, –
сказала малютка Гроттер.
Играющий комментатор расплылся в широченной улыбке, но,
спохватившись, поспешил сделать недовольное лицо. Но Таню было не провести. Она
поняла, что Ягун специально разнюхивал: забыли о его дне рождения или нет.
– Ну так и быть… Посмотрим, что там такое. У нас в Тибидохсе
как: сам себе подарок не сделаешь – не порадуешься, – заявил он.
– Ягун, не бабъежничай! – возмутился до сих пор
молчавший Ванька Валялкин.
Ванька тоже был здесь: кормил червями и жуками полыхающего
всеми цветами радуги жар-птица. Прежний птенец давно превратился во взрослую
птицу – да еще такую обжигающую, что взять ее можно было только в толстой
рукавице. Правда, воспитанный людьми, жар-птиц толком еще не определился, кто
он такой, и избегал общества других птиц, предпочитая общество Ваньки или
Тарараха. Большую часть дня он проводил, как на насесте, на плече у Ваньки.
Чтобы птиц не обжег Ваньку своим хвостовым оперением, Таня поставила ему на
майку большую заплату из всегда холодной кожи василиска.
Кожу ей переслал с купидончиком Пуппер, который у себя на
туманном острове, изнывая от любви, прикончил одно из этих редких
пресмыкающихся. До этого времени василиск, никому особенно не докучая, мирно
обитал в пыльной подвальной комнате и лишь изредка выползал, чтобы заморозить
парочку кошек, таких древних, что, по слухам, они принадлежали еще Джейн Остин
и все равно скоро бы умерли своей смертью.