– Мамочка моя бабуся! Возможно, мы не вернемся. Даже скорей
всего не вернемся. Так что кое-кто видит кое-кого в самый последний раз. Ищите
мои безумно красивые останки на Лысой Горе или в океанской пучине.
Катя фыркнула, но все же, как показалось Ягуну, покосилась
на него с некоторой тревогой. Ягун, обладавший почти феноменальным чутьем на
такие вещи, к восторгу своему, ощутил, что его акции поднялись сразу на десяток
пунктов. Другое дело, что их курс изначально был мизерным. Слишком уж много
поклонников вертелось вокруг Кати. Лоткова же по-настоящему так ни в кого и не
была влюблена.
– В самом деле не вернетесь? – томно спросила
Гробыня. – Гроттерша, лапочка, я тебя умоляю: постарайся упасть над
океаном с контрабаса! Я попытаюсь пережить эту утрату!
Зато изображенный на календарике Пуппер, услышав об опасном
перелете, страдальчески посмотрел на Таню и послал ей воздушный поцелуй.
– Склеп, он нам изменил! Двум таким красивым девушкам! Ну,
держись, изменщик коварный! – возмутилась Лоткова, вновь принимаясь
щекотать Гурия куриным перышком.
Пуппер уныло заржал. Чувствовалось, что обе поклонницы
основательно его достали.
Таня оглянулась на своих друзей. Ванька и Ягун, одетые в
бараньи тулупы, смахивали на Бобчинского и Добчинского – такие же деловитые
неуклюжие толстячки. Таня знала, что сама она выглядит не менее забавно. Ягге,
узнав, что они улетают, в последний момент возникла, как из-под земли, и
намазала всем троим щеки медвежьим жиром.
– Очутитесь ночью на морозе – спасибо скажете! –
проговорила она, нанося завершающий, самый энергичный мазок жира на нос
отбрыкивающемуся Ягуну.
– Я уже сейчас скажу спасибо! Ты мне ноздри жиром залепила –
дышать нечем… – огрызнулся Ягун.
Таня почувствовала, что ее друг смущен. Шестнадцатилетний
вымахавший Ягун был едва ли не вдвое выше своей крохотной бабуси и втрое ее
шире, но она по-прежнему относилась к нему, как наседка к своему цыпленку.
Избавиться от бабусиной опеки Ягун пока никак не мог, а перед посторонними ему
бывало неудобно. Вот и приходилось отстреливаться шутками.
«И чего он стыдится? У меня вот нет ни бабушек, ни дедушек,
а я была бы не прочь, чтобы они вокруг меня попрыгали», – подумала Таня.
– Ага, щас! Держи карман шире! Вот уже бегу прыгать, сейчас
только ноги отращу! – проскрипел перстень Феофила Гроттера. Ворчливый
прадед тоже неплохо умел подзеркаливать…
* * *
Все хорошее рано или поздно заканчивается. Это факт. Но и
все плохое рано или поздно тоже заканчивается. Это тоже факт. Когда Главная
Лестница, утомившая друзей немыслимым числом ступеней, наконец закончилась и
уперлась в чердак, ребята только обрадовались.
Раньше ни Тане, ни Ваньке, ни Ягуну не приходилось бывать на
крыше Главной Башни. Люк на крышу обычно защищала мерцающая завеса. Сейчас
завеса исчезла – кто-то, возможно Поклеп или Великая Зуби, снял ее по приказу
академика. Толкнув тяжелую дверь, оказавшуюся незапертой, Ягун первым вышел на
крышу. За ним – Таня и Ванька Валялкин, который, кроме ее контрабаса, тащил еще
и свои часы с кукушкой. Бедный Ванька! Тому, кто любит, всегда приходится
отдуваться.
Крыша оказалась плоской и круглой. По краям выступали
каменные зубцы. Тане невольно вспомнились шахматы. Ей чудилось, она стоит на
вершине огромной шахматной ладьи, которая широким столбом вонзается в небо,
раздвигая фиолетовые ночные тучи.
– И куда теперь? – спросил Ванька Валялкин.
Внезапно часы с кукушкой заскрежетали. Маятник, до того
мерно раскачивавшийся, на несколько мгновений замер, а затем часы стали бить. С
каждым повторяющимся ударом дверца распахивалась, и уже заранее утомленная
рутинной работой кукушка, выглядывая, громко и четко произносила «ку-ку».
– Полночь! – спохватилась Таня.
Она сообразила, что они опаздывают. Сарданапал уже снял
блокировку на Грааль Гардарику. Через несколько минут Буян вновь станет
неприступным. Никто не сможет ни проникнуть на остров магов, ни покинуть его.
Таня торопливо огляделась, пытаясь сообразить, где
северо-восток. Можно было попытаться сориентироваться по звездам, но звезды
были едва видны. Лишь изредка любопытными желтыми зрачками они выглядывали в
разрывы фиолетовых, похожих на крупные куски подкрашенной ваты туч.
Таня быстро пошла вдоль зубцов, внимательно оглядывая
каждый. Наконец она оказалась у большого, заурядного с виду зубца. Осмотрев его
и ничего особенного не обнаружив, Таня проследовала было дальше, но тут точно
быстрый и легкий толчок в грудь заставил ее вернуться и взглянуть еще раз.
Словно поспешив к ней на помощь, из-за тучи показалась луна.
Таня увидела длинную царапину на камне с едва заметной
стрелкой на конце. Леопольд Гроттер, когда высекал эту зарубку, сам едва ли был
старше Тани и не предполагал, что у него будет дочь. Скорее всего, отец
преследовал лишь одну цель – показать своим друзьям направление на Лысую Гору.
Ничего больше. Никакой далеко идущей цели у него явно не было.
Таня сняла рукавицу и провела по царапине пальцем. Обычный
немагический камень, обычная немагическая зарубка, но почему же она так
согревала ей пальцы, ладонь, грудь? Таня застыла. Время словно исчезло для нее.
Она стояла и раз за разом машинально проводила пальцем по царапине. Глаза у нее
подозрительно пощипывало.
– Эй, что с тобой такое? Проснись, Гардарика не
сработает! – крикнул Баб-Ягун, не имевший представления ни о царапине, ни
о том, кто ее высек.
Таня очнулась и непонимающе оглянулась на него. Удивленному
Ягуну пришлось повторить еще дважды, прежде чем она наконец поняла, о чем он
говорит.
Садясь на контрабас, девочка в последний раз оглянулась на
каменный зубец, рядом с которым когда-то – вероятно, не раз! – стоял юный
Леопольд Гроттер.
«Пап, я вернусь! Обязательно вернусь!» – мысленно пообещала
она и взмахнула смычком.
Контрабас, реактивный пылесос и часы с кукушкой взмыли в
фиолетовое небо. Промелькнули стены Тибидохса, пруд, похожий на ровное
отблескивающее поле, Заповедная Роща, где некогда росло мировое древо, и лес с
буреломом. Впереди показались скалы, сразу за которыми находился защитный
барьер, надежно скрывавший Буян от посторонних глаз и непрошеных вторжений.
– Грааль Гардарика! – крикнули все разом. Вспыхнули две
зеленые искры и одна красная.
Семь радуг прочертили небо, сплетаясь в одну. Тучи
заметались, как простыни на ветру. Вечность подмигнула лиловым глазом. Громада
Тибидохса, до того времени зримо нависавшая у них за спиной, дрогнула,
подернулась туманом и исчезла…
Они были уже в мире лопухоидов.
